Юлия Леонова - Fatal amour. Искупление и покаяние

— Завтракать изволите? — отвлекла её горничная от созерцания разгулявшейся непогоды.

— После, — отказалась княгиня, усаживаясь у туалетного столика.

Румяная черноволосая девка, взятая княгиней в услужение из девичьей, принялась расчёсывать спутанные локоны хозяйки.

— Софья Васильевна уже поднялись? — поинтересовалась княгиня у прислуги.

— Спозаранку встали, — отозвалась девушка. — Барышня нынче у себя в покоях, рисовать изволили.

Девушка принялась укладывать волосы Марьи Филипповны в тяжёлый узел, но княгиня недовольно поморщилась.

— Косу заплети, — велела она. — А Николай Васильевич вернулся? — не удержалась она и сама тотчас обругала себя за слабость.

— Барин, ещё не возвращался, — ловко сплетая русые пряди в тугую косу, ответила горничная.

— Ну, и Бог с ним, — вздохнула княгиня.

Облачившись в домашнее кисейное платье, Марья Филипповна отправилась к золовке. Услышав негромкое "Entrez", княгиня ступила на порог. Несмотря на сумрачное утро, в комнате княжны было довольно светло, от того, что горело не менее дюжины свечей в двух высоких канделябрах. Софья, сосредоточенная и нахмуренная, водила карандашом по бумаге.

— Что вы рисуете? — полюбопытствовала Марья Филипповна.

Mademoiselle Куташева отодвинулась от стола, позволяя взглянуть на рисунок.

— Да это же Илья Сергеевич! — удивлённо всплеснула руками княгиня.

— Не думала, что получится, — пробормотала Софья, — я и разглядеть его толком не успела. Расскажите мне о нём, — попросила княжна, жестом предлагая присесть.

— И что бы вы хотели узнать о князе Урусове? — вздохнула Марья.

— Всё, — просто ответила княжна.

Марья Филипповна нахмурилась. Всё, слишком всеобъемлющее понятие, да она и не собиралась посвящать Софи во все тонкости своих взаимоотношений с сиятельным соседом по имению.

— Князю тридцать два года, у него довольно большое и доходное имение в Смоленском уезде, — пожала плечами княгиня. — Но неужели он вам понравился больше, чем Владимир Андреевич? — удивилась она.

— У меня была возможность немного побеседовать с Ильёй Сергеевичем, и мне он показался интересным собеседником, — уклончиво ответила Софья.

— Урусов умеет произвести впечатление, — не сдержала тяжёлого вздоха Марья. — Он умён, расчётлив и безжалостен, там, где дело касается его интересов.

— О Николя можно сказать тоже самое.

— Николай — ваш брат, Софи, и он вас никогда не обидит…

— А Илья Сергеевич… он вас обидел? — насторожилась Софья.

— Нет, Софи. Князь Урусов меня ничем не обидел, — отвела взгляд Марья.

— Тогда отчего вы говорите так? — отложила карандаш mademoiselle Куташева.

Марья Филипповна взяла в руки неоконченный рисунок, подошла к окну, вглядываясь в нарисованные черты.

— Моя жизнь могла сложиться совершенно иначе, — обронила она, не отрывая взгляда от портрета.

— Неужели и князь Урусов пал жертвой ваших чар? — насмешливо поинтересовалась княжна.

Марья вернула рисунок на стол:

— Вас это сколько-нибудь задевает? — приподнялся в усмешке уголок её рта.

— Нет, нисколько, — пожала плечиками княжна. — Не мне с вами тягаться, — уже тише добавила она.

И всё же в её тоне помимо горечи княгиня услышала и некую долю насмешки.

— Считаете, что я глупа?! — вскинулась Марья.

— Ежели бы у меня была его любовь, я бы никогда не пренебрегла ею, — резко обернулась княжна, глядя в глаза невестки.

— Чья любовь? — помертвевшими губами, спросила Марья.

— Андрея, — отвернулась Софья. — Я люблю его, сколько себя помню, а он любит вас. О, знали бы вы, как мне горько знать о том. Вы не стоите его.

— А вашего брата я тоже не стою? — тихо обронила Марья.

— Я, право, не знаю, — вздохнула Софья. — Он не любит вас, — безжалостно добавила она. — Порою я его понимаю.

— Видимо так, — пряча слёзы за улыбкой, отозвалась княгиня Куташева. — Зато Андрей любит меня, — уколола она в ответ княжну.

— Что с того? — скривила губы княжна. — Пусть так, но Andre — человек чести, а стало быть…

— Довольно! — перебила mademoiselle Куташеву Марья.

Невыносимо было слышать то, о чём и сама думала не раз, о том, что не раз повергало её в сомнения. Не помня себя от обиды, она стремительно прошла к выходу и, оказавшись в коридоре, громко хлопнула дверью. Прислонившись к ней спиной, княгиня Куташева закрыла ладонями лицо. Заслышав шаги, Марья отпрянула от двери и, путаясь в юбках, кинулась в свои комнаты, не желая, чтобы кто-нибудь стал свидетелем её слабости.

Из соседних покоев послышался голос князя Куташева. Судя по всему, Nicolas пребывал в отличнейшем расположении духа. Он о чём-то перешучивался с камердинером, до Марьи Филипповны то и дело доносились взрывы смеха. Сжав пальцы в кулаки Марья шагнула к двери, отделяющей её комнаты от покоев супруга. На мгновение она замерла, но злость, бушевавшая в душе, возобладала над разумом, и княгиня решительно шагнула на половину супруга:

— Как я погляжу, так вы изволили явиться, — усмехнулась она, жестом отослав слугу.

— Бог мой, Марья Филипповна, неужто вы почтили меня своим присутствием? — снимая изрядно помятый мундир, насмешливо отозвался Куташев.

— И где же вы были, Mon cher? — задыхаясь от гнева осведомилась княгиня.

Князь небрежно швырнул мундир на спинку кресла и приблизился к жене.

— Вам ни к чему знать о том, — вглядываясь в пылающие негодованием глаза, отозвался он.

— О, можете не отвечать, — взмахнула рукой Марья. — Я знаю, искали утешения в чужих объятьях.

— Не думал, что вы опуститесь до подобного, — брезгливо отозвался Куташев.

— Чего же вы ждали, Nicolas? Думали, я стану молча сносить ваше пренебрежение?

Куташев резко развернулся, схватил княгиню за плечи и немилосердно встряхнул:

— Вы сами толкнули меня в эти объятья! Так чего же вы ждали? Что я стану пресмыкаться перед вами? Умолять вас? Без сомнения, это именно то, чего бы вы желали, но я никогда не стану просить, не стану ползать у ваших ног, — процедил Куташев.

— Жалеете? — ядовито усмехнулась Марья.

— Ни единого мгновения, — усмехнулся Куташев. — Вы — редкая драгоценность, Мари и, как истинный коллекционер, я умею ценить то, что мне досталось.

— Отпустите меня, Nicolas, — пробормотала Марья.

Куташев выпустил её из рук. Поёжившись, княгиня обхватила себя за плечи.

— Позвольте мне уехать, Nicolas, — не глядя на него, произнесла она.

— Мы уже говорили о том, и вам известны мои условия, — вздохнул Николай.

— Вы — чудовище, — всхлипнула Марья. — Вы причиняете мне боль, и вам это нравится.

— Нисколько, — омрачилось лицо Куташева. — Всё зависит только от вас.

— О, говорить с вами совершенно лишено всякого смысла, — раздражённо отмахнулась Марья. — Коли вам так нравится, ступайте к своей цыганке.