Юлия Леонова - Fatal amour. Искупление и покаяние

Засвидетельствовав своё почтение соседям, не полагалось задерживаться надолго, но Соколинскому не хотелось покидать Ракитиных, однако и предлога, чтобы остаться ещё хоть ненадолго, он не находил.

В небольшую и довольно скромно обставленную гостиную заглянул лакей и доложил, что стол к чаю накрыт в саду. Марья Филипповна, переглянувшись с матерью, предложила новому знакомому разделить с ними скромную трапезу. Понимая, что должен бы вежливо отклонить предложение и уйти, потому как его давно ожидают в Овсянках к тому же чаю, Мишель не нашёл в себе сил отказаться от возможности ещё немного побыть в обществе очаровательной mademoiselle Ракитиной.

За столом Марья Филипповна взялась разливать чай по чашкам. Принимая из её рук чайную пару, Михаил Алексеевич нечаянно коснулся её тонких пальцев. Девушка смутилась, щёки её окрасились румянцем, сделав и без того красивое лицо, ещё более привлекательным. Стараясь скрыть неловкость, Марья Филипповна заправила за маленькое аккуратное ушко выбившийся из причёски локон. Шёлковая шаль соскользнула с плеча девушки, и у Соколинского перехватило дыхание от одного только взгляда на изящную линию точёной шеи, к которой захотелось вдруг прижаться губами в том месте, где билась тонкая голубоватая жилка пульса.

— Я слышала, будто бы Клементьево начали отстраивать заново, — улыбнулась она. — И признаться, очень тому рада. Наше Ракитино, да и Полесье изрядно пострадали от француза, но папенька всё восстановил, как только вернулся из Парижа, а вот ваша усадьба по сей день лежала в руинах.

История с Полесьем Михаилу была известна, но он не стал упоминать о том, полагая, что Марье Филипповне будет неприятно говорить на эту тему.

— А я очень рад, что заехал познакомиться, — искренне улыбнулся в ответ Соколинский. — Серж не говорил мне, что у него столь очаровательная сестра, — добавил Мишель, наблюдая, как Марья Филипповна скромно опустила ресницы.

— Признаться, и я рада, что вы заехали. Мне всегда были интересны новые люди, ведь вы наш сосед, стало быть, станем часто видеться.

Елена Андреевна поставила на стол чайную пару, довольно громко звякнув чашкой о блюдце, напоминая молодым людям о своём присутствии. От madame Ракитиной не укрылся интерес молодого соседа к её дочери, но отнеслась она к нему весьма настороженно. В отличие от Марьи, которая делами соседей не интересовалась, поскольку довольно тяжело переживала их нынешнее незавидное положение и старалась лишний раз на людях не появляться, Елене Андреевне было хорошо известно о том, какие взаимоотношения связывают молодого Соколинского и Урусовых.

К тому же Елена Андреевна не теряла надежды породниться с теми же Урусовыми. Долгими зимними вечерами она частенько заводила разговоры с дочерью о том, что, пожалуй, Илья Сергеевич смог бы помочь им в их не слишком благополучном положении, коли бы сама Марья перестала упрямиться и ответила согласием на сватовство князя. Mademoiselle Ракитина и сама стала задумываться над тем, и даже дала себе слово, что станет более доброжелательной по отношению к его сиятельству. К великому сожалению Елены Андреевны, Илья Сергеевич не наносил им визитов с тех самых пор, как Серж отдал ему деньги за закладные на имения.

Уже выпили по второй чашке чаю, обсудили довольно раннюю весну в наступившем году и хорошие перспективы для будущего урожая, и настал тот момент, когда пришла пора прощаться и уходить, но Мишель никак не мог заставить себя покинуть общество обворожительной Марьи Филипповны. Madame Ракитина весьма деликатно намекнула, что им с дочерью не мешало бы заняться делами, и потому оставаться дольше становилось уже попросту неприличным. Соколинский откланялся. Выехав за ворота, Мишель остановился. Желание ехать в Овсянки пропало. Разум его пребывал в смятении, а сердце билось неровно и часто. Пред мысленным взором представало не лицо его наречённой, но другое, милое и нежное личико новой знакомой.

После того, как лакей проводил новоиспечённого соседа, мать и дочь Ракитины остались одни. Марья Филипповна задумчиво помешивала остывший чай. Елена Андреевна поморщилась, звон серебра о фарфор действовал ей на нервы.

— Машенька, душечка, перестань, — вздохнула madame Ракитина, желая, чтобы сей звон немедленно прекратился.

Марья опустила ложку в чашку и закуталась в шаль, несмотря на жаркий день, в тени старой яблони было довольно свежо, взгляд её затуманился и обратился в сторону подъездной аллеи, по которой только четверть часа назад уехал всадник на большом жеребце вороной масти.

— Княгиня Урусова мне написала, — обратилась к дочери Елена Андреевна.

Марья промолчала в ответ. Она знала, что сей разговор неизбежен, но также знала, что не желает говорить о том. Брови madame Ракитиной сошлись к переносице.

— Маша, голубушка, да ты меня никак не слушаешь? Полно в облаках витать.

— Я и не витаю, маменька, — обернулась к матери mademoiselle Ракитина. — Больно сомнительно, чтобы Анна Николаевна снизошла до того, чтобы самой написать, ежели только не в ответ на ваше письмо.

Щёки Елены Андреевны окрасились густым румянцем. Упрёк был вполне справедливым. Урусовы не стали бы их приглашать, коли бы madame Ракитина не напомнила о себе, после чего Анна Николаевна посчитала невежливым не прислать приглашения. Елена Андреевна возлагала слишком большие надежды на этот вечер, и по опыту Марья знала, что мать не оступится не получив её согласия.

— Так что же теперь и не знаться вовсе? — не ожидая ответа на свой вопрос, оправдываясь, буркнула madame Ракитина.

В кроне над головой зашелестел ветер, осыпая на стол последние лепестки. Пахнуло сладким запахом сирени. Марья опустила ресницы. Белый с чуть розоватыми прожилками лепесток плавал в чайной чашке. Девушка аккуратно подцепила его ложкой и поднесла к глазам.

— Отчего же не знаться, — тихо произнесла она. — Вот только навязывать своё общество негоже. Так о чём княгиня писала? — осведомилась она, заранее зная, каков будет ответ.

Выцветшие голубые глаза Елены Андреевны уставились на дочь, которой, казалось, не было никакого дела до переписки между матерью и княгиней Урусовой.

— Через две седмицы у Натальи именины будут.

Марья Филипповна с трудом подавила тяжёлый вздох.

— Неужели приглашение прислали? — иронично улыбнулась она. — Вы ведь затем писали?

— Неужели забыла, о чём говорили с тобой? — осведомилась madame Ракитина.

— Разве вы позволите мне забыть о том? — поднялась с плетёного кресла девушка, обходя вокруг стола.

— Чем тебе Илья Сергеевич не угодил? — сердито осведомилась Елена Андреевна.

— Стыдно, маменька, навязываться, — подобрав юбки, зашагала Марья к дому.