Юлия Леонова - Fatal amour. Искупление и покаяние

Как можно было допустить подобное?! Как она могла?! Ответ был слишком прост. Давно её тела не касалась мужская рука, испытав однажды наслаждение, она истосковалась по упоительным ощущениям, что может подарить близость между мужчиной и женщиной. Ей опостылело её одиночество и холодная вдовья постель. И любовь здесь совершенно ни при чём. Ведь она не любила Куташева, но это ничуть не мешало ей получать наслаждение, отдаваясь ему.

Некоторое время Марья Филипповна перестала выезжать из усадьбы, но минула седмица, за ней другая, и княгиня Куташева в канун Рождества явилась, как обычно, к заутрене. На сей раз в храме было довольно многолюдно. Василевские присутствовали всем семейством. Старый генерал весьма благожелательно ответил на приветствие соседки, Павел Алексеевич несколько сдержаннее, а вот супруга Василевского-младшего предпочла сделать вид, что не заметила княгиню Куташеву.　

Павел хотел было извиниться, и даже попытался после службы заговорить с Марьей Филипповной, но его опередили. Калитины, встретив племянницу, пригласили её к себе.　

После сытого обеда, спровадив под благовидным предлогом Василия Андреевича, Ольга Прокопьевна пожелала побеседовать с племянницей наедине.　

— Машенька, — собралась с духом пожилая дама, — до меня слухи дошли, будто Павел Алексеевич стал довольно частым гостем в Ракитино.　

— Слухи, тётушка, — Марья Филипповна отвела глаза.　

— Нехорошо, та bonne (моя милая), — madame Калитина покачала головой и тихо спросила племянницу: — а как же Андрей Петрович? Он пишет тебе?

— Нет, — вздохнула Марья.　

— Так отчего сама не напишешь?　

— Не стану навязываться, — Марья упрямо вздёрнула подбородок. — Ежели нужна ему, пускай сам приезжает.

В ночь перед Рождеством пошёл снег. Крупными пушистыми хлопьями он мягко ложился на землю и ветви деревьев, засыпал недавно расчищенные дорожки. В комнате от выпавшего за окном снега было светло, и Марья Филипповна попросила Милку не зашторивать окно на ночь. Она долго любовалась неспешным кружением снежных хлопьев, весь мир, погружённый в спокойный сон, казался ей в это мгновение тихим и уютным. Под утро снег прекратился, а с восходом солнца всё вокруг засияло слепящей взгляд нетронутой белизной, заискрилось бриллиантовыми искрами, словно тонким серебряным шлейфом укрыла Морена— зима поля и леса, реки и долины.　

Рождество собирались встречать в Полесье, и едва окончив трапезничать, княгиня Куташева велела запрягать. Птицей летела тройка по заснеженной дороге, лёгкий морозец пощипывал лицо, пушистый иней повис на меховой оторочке капора и ресницах. Мишель весело смеялся, когда возница понукал лошадей и они, прибавив ходу, стремительно несли лёгкие сани по бескрайней белой равнине.　

В огромном вестибюле отчего дома установили пышную лестную красавицу, пахло хвоей и свежестью. Разглядывая ёлку, Марья Филипповна обнаружила игрушки, которые некогда мастерила сама, будучи ещё совсем юной барышней. Вспомнилось, как отмечали Рождество в семье Ракитиным при жизни Филиппа Львовича. Непрошеные слёзы навернулись на глаза, что-то резко и болезненно сжалось в груди. "Папа, папочка, как же мне тебя не хватает", — княгиня тихонько вздохнула, складывая под ёлку подарки для сына и племянницы.

Раньше в Рождество гостеприимный дом Ракитиных всегда был полон гостей, ныне же в огромном особняке царила сонная тишина. Ждали Сержа с семьёй, но он не приехал, прислав письмо, в котором сообщал, что дела службы вынуждают его остаться в столице. По правде говоря, видеть свою невестку Марья Филипповна не больно-то желала, а вот по брату соскучилась, искренне огорчаясь от того, что в последнее время они несколько отдалились друг от друга.　

Серж сильно переменился, если ранее, делясь с сестрой своими планами на будущее, он не представлял себя иначе, чем сельским помещиком, то ныне не мыслил жизни вне светского общества. Куда только всё делось? Его страсть к охоте, любовь к тихой сельской жизни, даже его желание иметь большую шумную семью претерпело изменение.　

Когда-то нужда заставила его поступить на службу к Московскому генерал— губернатору. Вынужденный бывать в обществе по роду своих занятий, он свёл знакомство с Бетси, и окончательно попав под её влияние, совершенно переменился. Марья Филипповна с грустью вспомнила Лизу. Её невозможно было не любить. Живая, очаровательная, кипучая энергия била в ней ключом, она так любила бывать в центре внимания. Её всегда окружали поклонники, но из всех она выделяла лишь Сержа, и Бог его знает почему.

Благодаря протекции Бетси, водившей знакомство с людьми, имевшими немалый вес в обществе, карьера Сергея Филипповича стремительно пошла в гору, и эта новая жизнь, заполненная знакомствами, визитами, делами большими и малыми, пришлась ему по душе. Забылись прежние мечтания, ведь ныне господин Ракитин и сам стал довольно большим человеком, с ним искали знакомства, к нему ходили на поклон, перед ним заискивали. Нет, Марья Филипповна нисколько не осуждала брата. Когда-то она и сама была полна надежд на новую жизнь, мечтала пленять и покорять, мечтала завоевать внимание и любовь света. Как же всё переменилось… Став княгиней Куташевой, она в полной мере могла бы насладиться всеми привилегиями своего положения, но, только заплатив немыслимую цену за исполнение девичьих грёз, поняла, сколь мелочными и суетными были её устремления и как мало радости на самом деле они ей принесли.　

— Машенька, — услышала она позади голос матери, — тебе письмо пришло. Накануне вечером доставили.　

Марья Филипповна выпрямилась и, не скрывая нетерпения, шагнула к матери.　

Первое, что бросилось в глаза — знакомый почерк, радостная улыбка тотчас осветила лицо княгини Куташевой. Зажав конверт в руке, Марья поспешила в гостиную, дабы прочесть без помех весточку от Андрея.　

"Здравствуй, мой милый ангел. Прости меня за долгое молчание, ибо я боялся огорчить тебя своими новостями. Ты, верно, знаешь уже, что меня восстановили на службе, но мною были недовольны, о чём весьма недвусмысленно дали понять. Я получил назначение в Польшу и нынче нахожусь в Варшавском гарнизоне. Несмотря на то, что минуло почти пять лет, здесь всё ещё неспокойно. В умах местных жителей бродят совершенно разные настроения от полного равнодушия, до открытой ненависти ко всему русскому. Увы, это вовсе не то, чего я ждал, возвращаясь на службу, мне претит роль жандарма, но именно этим приходится заниматься. Выявлять неблагонадёжных, тех, кто смущает умы граждан крамольными воззваниями к восстановлению Царства Польского и к избавлению от власти империи. Нынче я не могу даже сказать тебе, когда мы увидимся. Теперь я человек подневольный и себе не принадлежу, но хочу, чтобы ты знала, что я засыпаю и просыпаюсь с мыслями о тебе одной.