Юлия Леонова - Fatal amour. Искупление и покаяние

Перед самым выездом, глядя на себя в зеркало, Марья Филипповна едва не плакала. Лицо ей казалось слишком бледным, под глазами залегли тёмные тени, а всё оттого, что ночь не спала, мучаясь сомнениями. Мысль о том, чтобы сказаться больной и остаться дома, казалась ей всё более привлекательной. Но едва она заговорила о том с матерью, Елена Андреевна лишь сердито поджала губы и отвечала, что не поехать будет не учтиво, а писать отказ нынче уже поздно.

— Побудем недолго, — принялась увещевать дочь madame Ракитина, с тревогой вглядываясь в осунувшееся лицо девушки, — а как только смеркаться начнёт, так сразу и уедем, — похлопала она Марью по руке, затянутой в высокую атласную перчатку.

— Хорошо, маменька, — покорно кивнула Марья Филипповна и поспешила забраться вслед за матерью в коляску.

Спустя полчаса, экипаж Ракитиных уже въехал на подъездную аллею к особняку Урусовых. Собралось почти все окрестное общество, потому перед домом образовался затор. Кареты, коляски, ландо, заполнили всю аллею, и пока вся эта кавалькада неспешно продвигалась к парадному крыльцу, Марья Филипповна имела возможность рассмотреть бальные туалеты уездных девиц, новые причёски, шляпки, украшения замужних дам. На глаза ей попался уездный предводитель, который, встретившись с ней взглядом, широко улыбнулся и приподнял цилиндр над лысеющей головой.

Вкруг большого фонтана, что находился прямо перед особняком, установили шутихи, стало быть, к вечеру стоило ожидать фейерверка. Помимо воли атмосфера ожидания праздника захватила и mademoiselle Ракитину. Марья всё более оживлялась по мере продвижения к дому. Она успела рассмотреть фонари, что развесили по парку, дабы они освещали его для тех, кому захочется подышать свежим воздухом, в беседке посреди пруда, к которой вёл горбатый мостик, лёгкий ветерок трепал кисейные занавески. "И всё же Овсянки — самая красивая усадьба в округе, — подумалось ей. — Даже Полесье не было столь хорошо, особенно нынче, когда там хозяйничал купец Величкин!" — омрачилось её лицо.

Тоненький голосок внутри неё шептал, что ещё совсем недавно стоило ей только пожелать, и она могла бы стать здесь хозяйкой. "Что ж нынче сожалеть об упущенном?" — вздохнула она, отворачиваясь от широкой мраморной лестницы, украшенной широкими вазонами, с пламенеющими в них алыми гибискусами. Торопливо подбежавший лакей подал ей руку, помогая выбраться из коляски. Подобрав юбки, Марья ступила с подножки на посыпанную мелким гравием дорожку и замерла на полпути к лестнице. Нет, она не желала идти туда, она не представляла себе, как взглянет в лицо князя Урусова, всё чего она желала более всего на свете — это повернуться и бежать без оглядки.

Елена Андреевна, подхватив её под руку, едва ли не силой повлекла дочь к распахнутым дверям.

— Машенька, душечка, да что с тобой такое? — шёпотом выговаривала она, не забывая улыбаться и раскланиваться с соседями и знакомыми.

— Как же вы не видите, maman? — остановилась на полпути Марья. — Они же все смеются над нами! — гневно сдвинула она брови.

— Пустое, Марья Филипповна, — нахмурилась в ответ madame Ракитина. — Кто ещё смеяться станет, когда они все к тебе прибегут искать твоего расположения? Вот станешь княгиней…

Марья выдернула руку из цепкой хватки Елены Андреевны и, глядя на мать, как на неразумное дитя, покачала головой:

— Нет, мама. Княгиней мне не быть. Оставьте ваши надежды.

Елена Андреевна тяжело вздохнула, с укоризной глядя на дочь, как бы напоминая взглядом, что она обещала быть дружелюбной и приветливой с князем. "Ах! Не всё ли равно!" — сердито отвернулась Марья и, едва не наступая на подол, решительно зашагала к дверям.

В просторном вестибюле гостей встречал дворецкий и всех провожал в огромную гостиную, где приезжающих уже приветствовали хозяин имения, княгиня Урусова и виновница торжества. Дошла очередь и до дам Ракитиных. Марья умышленно не сняла перчатки и не стала подавать князю руки, лишь присела в неглубоком реверансе, выдержав его слегка насмешливый взгляд.

Наталья в этот день была в том настроении, когда все вокруг кажутся милыми и добрыми людьми. Сияя искренней улыбкой, она принимала поздравления, и, как нечто само собой разумеющееся, сердечно обняла Марью Филипповну, звонко чмокнула её в щёку, заметив, что mademoiselle Ракитина нынче непозволительно хороша, и все офицеры, что гостят у них в усадьбе, к вечеру будут у её ног.

— Marie, Mon cher amie, — взяла она под руку Марью, увлекая в круг молодёжи, что собрался у окна гостиной, — идём же, я познакомлю тебя со своим женихом, — улыбаясь, говорила Наталья, выискивая глазами, светлую голову Соколинского.

Марья не смогла придумать предлога, чтобы отказаться, а потому влекомая именинницей вскоре оказалась лицом к лицу с Михаилом Алексеевичем.

— Мишель, — тронула Соколинского за рукав чёрного фрака Наталья, — позволь представить тебе ту, о которой грезит мой брат, — улыбнулась она. — Прошу любить и жаловать, Марья Филипповна Ракитина.

Брови Соколинского удивлённо взлетели, и против воли он бросил быстрый взгляд на князя Урусова, ведущего неспешную беседу с уездным предводителем. Михаил Алексеевич изысканно поклонился, пробормотал приличествующую случаю приветствия и, целуя протянутую руку, довольно сильно сжал тонкие пальцы Марьи. Высвободив ладонь из его руки, Марья одарила Соколинского укоризненным взглядом. Впрочем, сей обмен взглядами длился недолго, потому остался никем не замечен.

Вскоре Марью Филипповну окружили офицеры, каждый просил оставить за ним танец, и она, смеясь, едва успевала записывать в бальную карточку имена. Мишель не осмелился просить Марью Филипповну о танце, лишь хмуро наблюдал за тем успехом, что она имела промеж офицеров. Левицкий не сводил с неё восхищённого взгляда, Дольчин галантно склонился над её рукой, уверяя, что в жизни не встречал барышни прелестней, даже Карташевский поддавшись всеобщей атмосфере веселья, на время позабыл о своём проигрыше поручику и старался обратить на себя внимание прелестницы.

Павел Алексеевич Василевский вместе с молодой женой подошёл засвидетельствовать своё почтение. Марья лишь едва взглянула на высокую нескладную молодую женщину, что цепко держалась за рукав фрака своего супруга, но зато самому Василевскому досталась ослепительная улыбка. Поль вспыхнул, как мальчишка, и, как всегда в минуты сильнейшего волнения, заикаясь, заметил, что за прошедший год Марья Филипповна стала ещё краше. Отвернувшись от четы Василевских, mademoiselle Ракитина заглянула в карточку, оставался один только вальс.

Разговаривая с уездным предводителем о перспективах грядущего урожая, Илья Сергеевич всё более хмурился и поглядывал на оживление, царившее в кругу молодёжи, центром которого стала Марья Филипповна.