Бертрис Смолл - Коварство и любовь

– Это большая трагедия для всех партий, – ответил епископ Гардинер.

Первого декабря Томасу Калпеперу и Фрэнсису Дерему было предъявлено официальное обвинение, обоих допросили. Дерему вменялось изменническое намерение – ведь он поступил на службу к королеве, питая нечистые помыслы, и предательское сокрытие предварительного брачного сговора с Кэтрин Говард. Дерем умолял их признать его невиновным.

Томаса Калпепера допросили по обвинению в преступной связи с бывшей королевой Кэтрин Говард. К этому времени несчастный понял, что не сможет спасти ни себя, ни Кэт, и захотел снять грех с души. Поэтому Калпепер, который сначала отпирался и заявлял, что невиновен, теперь признал вину. Против него свидетельствовали леди Рогфорд и женщины-горничные, у него просто не оставалось выбора.

Томас Говард, герцог Норфолкский, лично зачитал им приговор, в котором и Калпепер, и Дерем были признаны виновными.

– Нижеследующим указано, что вас посадят в позорную повозку и отвезут в Тайбэрн, где повесят. Вам заживо вспорют живот и извлекут внутренности, которые сожгут на ваших глазах, после чего вас обезглавят и четвертуют. Да помилует Господь ваши души, – нараспев читал герцог. Его длинное лицо осунулось, а глаза смотрели тоскливо.

Шестого декабря Фрэнсис Дерем был подвергнут пытке – Тайный совет желал вырвать из него признание в том, что королева совершала грех супружеской неверности также и с ним. Поскольку он уже был осужден на смерть, терять ему было нечего, и он признался в том, чего не делал.

Родные обоих осужденных в отчаянии пытались выпросить для несчастных более милосердную смерть. Семье Калпепера это удалось. Он был джентльмен, и предсмертную пытку отменили. Итак, его должны были посадить в позорную телегу, отвезти в Тайбэрн и просто обезглавить. Фрэнсису Дерему не повезло. Он не считался дворянином, его семья не имела влияния или могущественных родственников, которые замолвили бы за него слово. Дерему предстояло вытерпеть все.

На следующий день, десятого декабря, обоих повезли в Тайбэрн. День был серый и холодный, однако улицы были запружены людьми, которые явились поглазеть на казнь. Позорная телега медленно продвигалась, и зеваки забрасывали осужденных объедками и гниющими потрохами. В Тайбэрне обнаружилось, что у палачей нет колоды. Тогда Томас Калпепер опустился на мерзлую землю на колени и низко нагнул голову. Его губы, не переставая, шевелились в молитве. Рука палача не дрогнула. Он сделал свое дело быстро, не причиняя несчастному страданий.

А к Фрэнсису Дерему судьба была безжалостна. Его вздернули на виселице и держали подвешенным, пока лицо не посинело, а язык не вывалился. Веревку перерезали, несчастного бросили навзничь на землю. Палач рассек ему живот и вытянул длинную цепь кишок. Он кричал и бился в агонии, а вокруг напирала возбужденная толпа, которая упивалась кровавым зрелищем. Вряд ли умирающий чувствовал вонь от горения собственных кишок, его сознание угасало. Почти бесчувственное тело перевернули и приподняли, после чего снесли голову с плеч. Дерем наконец был мертв, поэтому для него уже не имело значения, когда его тело разрубили на четыре части, каждую из которых надлежало затем закопать в неосвященной земле по четырем частям света. Головы Дерема и Калпепера насадили на пики и пронесли по улицам до Лондонского моста, где водрузили для всеобщего обозрения. Слетелись вороны, питающиеся падалью, они быстро выклевали глаза.

В Сайон-Хаус Кэтрин Говард ничего не знала о казнях, свершившихся в тот морозный декабрьский день. Не знала она и о повальных арестах следующего дня – хватали всех Говардов, кого только могли поймать. Взяли лорда Уильяма Говарда и его супругу Маргарет – дядю и тетю бывшей королевы, а также ее брата Генриха Говарда, его жену Анну и их детей, а также тетю, в честь которой Кэт получила свое имя, графиню Бриджуотер. Всех отправили в лондонский Тауэр по обвинению в укрывательстве государственной измены. Памятуя о кончине графини Солсбери, которая состоялась не далее как несколько месяцев назад, вдовствующая герцогиня сказалась больной, дабы избежать ареста. Тайный совет без предупреждения нагрянул к ней в Ламбет, прихватив с собой хорошего лекаря, который нашел, что леди Агнес вполне здорова, после чего ее увезли, невзирая на бурные крики. Внук герцога Томаса, Вариан де Уинтер, граф Марч, был также арестован вместе с прочими родственниками, но его жена об этом не знала.

А вот герцог Томас успел сбежать из Лондона сразу после оглашения приговора Калпеперу и Дерему. Запершись в надежных стенах своего дома, он отправил королю покаянное письмо, в котором молил прощения за то, что у него такие родственники, а именно Анна Болейн и Кэтрин Говард. Надеясь остаться в милости у Генриха Тюдора, он писал, что «припадает к его ногам». Повелитель, хоть и гневался на Говардов, весьма ценил герцога Томаса и вынужден был простить его. Впрочем, подняться до былого величия Норфолку было не суждено.

Генрих не хотел терять ценного помощника, а лучшего государственного казначея, чем Томас Говард, было не найти. Король до сих пор терзался раскаянием из-за казни верного Кромвеля. Это был хороший урок, и Генрих его не забыл.

В Англию пришли рождественские праздники. При дворе все было мрачно. Казалось, радость и веселье позабыли сюда дорогу. Король сильно сдал, да и вел себя точно старик. Двор остался без королевы, многие достойные люди либо находились в тюрьме, либо втайне через королевского секретаря испросили дозволения покинуть дворец и уехать в собственные имения. Дни тянулись однообразно. С утра король охотился, а день и вечер проводил на своем высоком троне – бессильно сгорбившись, наливаясь вином, потом блевал и шумно выпускал газы.

В Сайон-Хаус было и то куда веселее. Мягкосердечный лорд Бэйнтон не усмотрел никакого вреда в том, чтобы позволить узнице и ее фрейлинам выйти прогуляться в близлежащем лесу и нарвать остролиста и еловых веток, чтобы украсить дом к Рождеству. День выдался пасмурным, заснеженную землю уже сковал мороз. Кэтрин Говард, Нисса, Кейт и Бесси шли в лес в сопровождении нескольких стражников.

– Надеюсь, король об этом не узнает, – беспокоилась леди Бэйнтон.

– Разве это преступление, моя дорогая? – ответил ее супруг. – Никакого приговора ей еще не вынесли, хотя сомнений нет – это ее последнее Рождество на этой грешной земле. Пусть нарвет остролиста – у меня не хватило духу ей отказать.

Лорд Бэйнтон наблюдал, как молодые женщины в черных развевающихся плащах идут через лес. Черные силуэты голых деревьев резко выделялись на фоне жемчужно-серого неба. Скоро снова повалит снег, подумал он, глядя, как над горизонтом клубятся тяжелые тучи.