Резеда Шайхнурова - Бальтазар

– Вы вправе принять такое решение, сэр Барроу, но хочу переубедить Вас, поскольку если Вы навсегда покинете мир живых, то душа и тело мисс Хартли останутся не упокоенными; она вновь и вновь будет возвращаться к своей трагедии, терзая хрупкий дух. Кроме того, на земле у Вас остались другие незавершенные дела. Умерев, Вы обрекаете леди Барроу на звание убийцы, которое её совесть уже назначила для неё. Однако, воскреснув, сможете даровать ей прощение. То же касается Вашей родной сестры: мисс Харрингтон находится под влиянием плохого человека, который способен разрушить её жизнь. Тогда Ваша мать не переживет предательства еще и дочери, и покинет бренный мир несчастной. Еще Вы забыли о частичке своей плоти и крови – маленьком Генри, который не помнит отца и может судить о нём лишь согласно нелестных отзывов от матери. Признайтесь самому себе, что это печально.

– Я хочу спросить тебя кое о чем, что не дает мне покоя уже много лет, маленькая гадалка, – после долгого молчания произнес Бальтазар. – Здесь и сейчас ты можешь мне поведать, кто является отцом Эстеллы?

– Этот вопрос Вы ей и зададите при встрече, сэр Барроу. Именно тогда между Вами с ней и матерью больше не останется недомолвок и обид. Вам нужно лишь позволить мне вернуть Вас к жизни, – продолжала настаивать босоногая девочка.

– Как же мне решится на это, если именно здесь находятся моя любовь и мой друг? – терзал свою душу тот, кто находится между небом и землей.

– Сэр Барроу! – вдруг подал голос дворецкий и камердинер своего господина. – Нам с мисс Хартли будет лучше и спокойней, если Вы вернетесь к жизни. Только здесь я понял, что действительно согрешил, создав себе кумира в Вашем лице тогда, как никто, кроме Бога, не должен занимать пьедестала в сердце. Я сам виноват в том, что так глупо ушел из жизни, перестав есть, пить и спать, просыпаясь и засыпая подле Вас во время болезни.

Теперь уже прежний хозяин О’Коннола подошел к слуге и пожал ему руку.

– При жизни я воспринимал как должное твое присутствие, друг мой, но лишь ты был всецело предан мне, невзирая ни на что. Мне повезло, что я знал и общался с тобой много лет, Найджел.

Друзья обнялись и похлопали друг друга по плечу.

– А ты, моя милая Холли, – вновь обратился к любимой Бальтазар, – отпустишь ли ты меня к тем, кому я безразличен, но кто нуждается в моем присутствии?

Холанда пыталась сдержать слёзы, однако рыдания пронзили церковную тишину, и она не смогла сказать ни слова, лишь кивнув в знак согласия, не смотря на острую боль, что причинит ей неминуемое расставание с возлюбленным.

– Прошу тебя, не плачь, родная! Обещаю, что не буду долго задерживаться наверху, и скоро мы встретимся, я лишь завершу земные дела.

– Я не понимаю, почему все мы должны столько времени уделять внимание удачливому богачу и обесчещенной его отцом девице? – не скрывая зависти, прокричала Энн Барнс.

Мисс Хартли обернулась на неё, пытаясь прочитать на лице некогда любимой подруги причину столь яростного выступления в свой адрес и в адрес ее возлюбленного.

– Даже не открывай рот, чтобы что-то мне сказать, Холанда! – воскликнула усопшая когда-то в результате отравления беладонной от рук собственного любовника, не желавшего разводиться с титулованной женой и прекратившего шантаж молодой интриганки таким способом. – Я обратилась к этой нищенке, так и не назвавшей причину смерти всех здесь присутствующих!

– Я уже говорила, что время в этом месте понятие относительное, мисс Барнс, поэтому Вы не так долго уделяете его трагедии сэра Барроу и мисс Хартли, как Вам кажется, – снисходительно отозвалась мисс Харон. – А что касается причин, по которым все Вы оказались здесь, то ищите их в себе, потому что каждый из Вас сам является виновником своей гибели.

– Но это несправедливо! – завопили угнетенные души. – Ей ты помогла вспомнить! Чем мы хуже?

– Тем, что продолжаете оставаться себялюбивыми и корыстными негодяями, не способными на самопожертвование. Потерпите еще немного, и я перестану тратить Ваше драгоценное время, переправив всех на тот берег, – с отвращением бросила проводница, и в этот момент церковь обернулась темной и холодной пещерой с грязным водоемом и плавающей в нем ладьёй.

Она подошла к Бальтазару и закрыла пальцами его опухшие веки, отчего ему невыносимо захотелось спать, и он провалился в глубокий сон.

Сознание Бальтазара Барроу витало в темном переулке его страхов и сомнений. Но в какой-то момент исчезло ощущение легкости и безболезненности происходящего, поскольку физическая оболочка хозяина дала понять мозгу о своих несовершенствах. Тело сэра Барроу разбудило его тошнотой, головной болью и сильнейшим обезвоживанием.

Не иначе, как чудо, воспринял он наполнение, то ли наяву, то ли в бреду, своего горла благословенной жидкостью.

Еле подняв веки, больной увидел перед собой фарфоровую емкость, из которой ему в рот вливали воду. Небольшой кувшин держала в руке Сильвина, и она даже не заметила, что её супруг пришел в себя. Бальтазар же пытался сказать ей о невозможности глотать, но язык его не слушался. Вместо слов послышалось лишь хрипение и кашель.

– О, Боже! – вскрикнула леди Барроу и отставила посуду. – Доктор Сойер! Доктор Сойер, он очнулся!

Над больным склонилось знакомое лицо, и знакомые потрескавшиеся губы улыбнулись.

– Это невероятно, – процедил врач и повернулся к Сильвине. – Вы были правы, он не умер. Ну, что ж, поздравляю! Если бы не Ваше упорство и вера в спасение сэра Барроу, то я бы не воспринимал еле слышимое сердцебиение в качестве залога успеха. Вы очень преданная жена.

– Спасибо, – прошептала девушка и заплакала.

Бальтазар не смог попросить ее приподнять его на кровати, но вытянул руку, чтобы коснуться ее щеки ладонью. Леди Барроу дрожащими губами улыбалась ему, и в глазах ее читалось облегчение.

Спустя почти сутки, он мог самостоятельно принимать пищу в виде жидкой каши и овощного бульона. Все это время рядом с ним была жена. Она виновато смотрела на него, но ничего не говорила.

– Сколько месяцев я спал? – спросил однажды владелец Барроу-хаус.

– Месяцев! – удивилась Сильвина. – Ты был без сознания всего двенадцать дней!

– Так мало? Значит, время здесь течет быстрее, а там тянется дольше, – словно сам себе, пояснил супруг.

– О чем ты? Где там?

Но Бальтазар не ответил на её вопрос, а задал свой о том, где и когда похоронили его дворецкого и камердинера.

– Откуда ты знаешь, что они мертвы? – округлила глаза леди Барроу. – Ты пришел в себя только позавчера, и за это время слуги не заходили к тебе, чтобы проболтаться.

– Иви, я находился на грани жизни и смерти, и за эти двенадцать дней, хочешь верь – хочешь нет, душа моя прожила больше полугода в том мире, куда ты, надеюсь попадешь не скоро.