Керриган Берн - Опасное увлечение

— Вы так в этом уверены? Я с вами пересплю? Только потому, что вы — лучший? Какое высокомерие!

— Это вовсе не высокомерие. Вы — лучшая актриса на лондонской сцене, а я лучший…

— Убийца? — перебила она.

— Да. Помимо всего прочего.

Она вздрогнула от мысли о том, что он мог иметь в виду. Стоп, он только что сказал ей комплимент? Милли прижала руку ко лбу, поскольку комната еще не перестала кружиться перед глазами.

Он не шевельнулся. Ни разу. Но почему-то показалось, что его голос стал ближе.

— Одну ночь, — повторил он. — Одну ночь в вашей постели, и я не позволю убить вас и вашего сына и гарантирую охрану до тех пор, пока не минует угроза. Разве эта цена настолько высока?

Она не могла ответить. Цена была выше, чем он думал.

Так что ее соблазняло? Почему исходящая от этого жесткого мужчины холодная опасность отвечала первородной части ее души? Неужели желание и страх могут питать друг друга?

— Зачем? — прошептала она. — У вас могла бы быть куча денег, зачем променивать их на ночь со мной? Это абсурд.

— Деньги у меня уже есть, — ответил он. — Вы сами говорили, что я не могу оторваться от вас, от ваших рук. Губ. Не могу спокойно находиться с вами в одной комнате. Без желания овладеть вами.

Милли откинула голову назад и сразу поняла, что это была ошибка. Его бедра были на уровне ее глаз, и сразу над водой, в которой он стоял, прямо сквозь брюки отчетливо виднелась возбуждение как самое красноречивое доказательство.

Можно ли быть доходчивее? И ему не стыдно?

Разумеется, нет. Он стоял, как бог, скрестив руки на широкой груди, глядя на нее своим трезвым взглядом.

— Я хочу вас, — сказал он напрямик. — Признайтесь, и вы меня хотели, не зная, кто я такой.

Милли задохнулась. В тот момент она его ненавидела. Ненавидела за то, что он прав. Тогда она и на самом деле его хотела. Умоляла его, Бентли Драмла, ее поцеловать. Он разжег самые чувственные фантазии.

Она даже представляла его в своей постели.

Пока не узнала, что он за ней охотится. Пока мир не вышел из-под контроля.

Самое скверное, что ее тело продолжало хотеть его. Беспокойный жар пульсировал в лоне, на губах, только что прижимавшихся к его. И ей хотелось, черт побери, еще!

— Вы могли бы просто… Взять меня. В любое время. Зачем заключать чертову сделку?

Господи, о чем она говорит с человеком, лишенным совести? Она дура?

— Я никогда не насиловал женщин, — непоколебимо произнес он. — И никогда не изнасилую.

— А просто удерживать, значит, можно? — выпалила она.

— Да.

Его честность была почти какой-то… ужасающей в своей тупости. Это сбивало с толку. И одновременно удивительным образом успокаивало.

— Ответьте мне, — устало сказала она, — вы имеете отношение к недавно убитым в Лондоне пяти женщинам, матерям пропавших сыновей?

— Нет.

Она хотела посмотреть ему в глаза, чтобы понять, правду ли он сказал. Однако ей показалось, что он избегал смотреть в глаза.

— Откуда я узнаю, что вы говорите правду?

— Ниоткуда, но уверяю вас, я говорю все, что знаю. Мне нечего скрывать. Хотя не уверен, что эти смерти не связаны с вашей тайной. Это нам и предстоит разведать. Если, конечно… — Мысль он развивать не стал. Горячий, скандальный, невысказанный ультиматум.

Если согласится. Если ответит «да». Если сегодня вечером пустит его в свою постель.

А было ли, возникало ли вообще когда-нибудь это «если»? Только не тогда, когда на карту поставлена безопасность Якоба.

— Идет. — Она неловко облизнула внезапно ставшие сухими губы. — Согласна.

Он кивнул, и на мгновение ей показалась, что в его глазах вспыхнул огонек. Не жар, а… что-то более глубокое. То, чему невозможно дать название как сплаву стольких разных эмоций.

Возможно, ей просто показалось, потому что она этого хотела. Она опасалась, что именно эмоций Кристофер Арджент был лишен.

— Я собираюсь вызвать кое-кого, пока вы одеваетесь, — сообщил он ей. — Он поедет с вами за сыном и вместе с Эли Макгивни проводит вас в театр, пока я допрошу Дэшфорта.

Он потер подбородок и поднял голову.

— Потом я вернусь за вами.

Милли кивнула, чувствуя одновременно тревогу, головокружение, облегчение и испуг.

— Пообещайте мне, — проговорила она, — что не причините вреда ни мне, ни Якобу, и не станете нас преследовать в будущем. После того как все кончится, я не хочу больше вас видеть. Никогда.

— Даю вам честное слово, — сказал он и отпустил ее.

Милли внимательно посмотрела в его лицо в полном осознании своей уязвимости. В осознании абсолютной смертоносной силы возвышающегося над ней мужчины. Восхищающий. Отвратительный.

Возбуждающий.

Что бы она ни искала, найти ей не удалось. Его черты были разочаровывающе пусты.

— Ваше слово действительно что-то стоит, Кристофер Арджент?

Он помолчал и отвернулся от нее.

— Полагаю, мы скоро в этом убедимся.

Город Лондон славится многим, и среди прочего, как считал Арджент, целым легионом грязных двужильных мальчиков на побегушках, готовых за пару монет облететь весь город. Одного из них он послал за Хасаном Ахмади, которому поручил охрану Милли во второй половине дня. Араб был давним человеком Блэквелла, а также крупным и очень заметным фактором сдерживания любых возможных угроз.

То, что мусульманин закоренелый холостяк, никак не повлияло на решение Арджента послать за мистером Ахмади.

Никоим образом.

Другого мальчика он послал за своим дворецким, Уэлтоном, экипажем и сменой одежды. Первым, как и рассчитывал Арджент, приехал Уэлтон. Переодеваясь в сухую одежду в мужской раздевалке «Дома Юлии», он сказал дворецкому, что в этот вечер они развлекают женщину и ее сына.

Уэлтон, усиленно соображая, пару раз моргнул, и тут прибыл наемный экипаж с мистером Ахмади.

— Я буду охранять жизнь твоей черноглазой женщины и ее сына, и их не тронут руки ни одного грязного безбожника, замыслившего недоброе, — пообещал мусульманин.

Оставив Милли свою карету забрать сына из школы, а затем отвезти ее на спектакль в Ковент-Гарден, Арджент вышел на улицу, уверенный, что единственные грязные безбожные руки, которые к ней прикоснутся, будут его собственные.

По пути до белого каменного здания, где располагался кабинет Джеральда Дэшфорта, у Арджента от дрожи в руках сжались кулаки. Он одолел три лестничных площадки, сожалея, что это верхний этаж здания и подниматься больше некуда. А это могло бы объяснить стук в груди.

Ведущий к кабинету сэра Дэшфорта коридор оказался длиннее, чем запомнил Арджент. Для человека, до предела заполнявшего собой практически любой зал, этот коридор казался удивительно маленьким и еще сокращался, когда его шаги эхом отражались от оклеенных дорогими обоями стен. Пол ходил под его ногами, как палуба корабля в штормовом Ла-Манше, и Арджент с трудом сдержался, чтобы не распахнуть дверь Дэшфорта со всего размаху, вдребезги размолотив дорогое матированное стекло с золотым тиснением.