Филиппа Грегори - Еще одна из рода Болейн

– Ты едешь? – быстро шепчу я.

– Хочешь, чтобы я поехал?

Всадники медленно покидают двор, теснясь в арке ворот.

– Лучше не надо. Дядюшка сегодня здесь, он ничего не упускает.

– Как вам будет угодно. – Уильям отступает, вижу, блеск в глазах потух.

Как же мне хочется соскочить с коня, прижаться к его губам, пусть на них снова заиграет улыбка. Но нет, он кланяется, отступает к стене, следит за удаляющейся кавалькадой. Даже не машет мне рукой, не говорит, когда увидит меня снова. Просто отпускает.

Анну с подобающими церемониями возвели в титул маркиза в покоях короля в Виндзорском замке. Король сидел на троне, рядом дядюшка и Чарльз Брендон, герцог Суффолк, прощенный, вернувшийся ко двору как раз вовремя, чтобы стать свидетелем торжества Анны. Казалось, он только что сжевал целый лимон, да еще с кожурой, такая кислая у него улыбочка. Дядюшка тоже улыбался кисловато: с одной стороны, такой успех, богатство и престиж для племянницы, а с другой – уж больно она стала заноситься.

На Анне платье алого бархата, отделанное белым пушистым горностаевым мехом. Волосы, темные и блестящие, ни дать ни взять грива призового коня, распущены по плечам, словно у невесты в день бракосочетания. Леди Мария, дочка герцога Суффолка, несет мантию, подобающую новому титулу Анны, а за ней все мы в новых, с иголочки нарядах – придворные дамы Анны, Джейн Паркер, я и еще с десяток других. Стоим в почтительном молчании позади, пока король накидывает мантию на плечи Анны, возлагает ей на голову маленькую корону.

На пиру мы с Джорджем сидим рядом, смотрим на сестру, она, конечно, подле короля.

Он не спрашивает, завидую ли я. Ответ слишком очевиден.

– Никакая другая женщина с этим не справилась бы, – шепчет он. – Уж больно ей хочется усесться на трон.

– Мне ничего такого не хотелось, – отвечаю. – С самого детства только об одном мечтала: чтобы про меня не забыли.

– Ну, дорогая, пора расстаться с мечтой. – Брат может позволить себе подобную искренность. – Про тебя забыли до конца твоих дней. Мы оба теперь просто пустое место. Если мне чего удастся добиться, то только по ее милости. А тебе вообще не о чем и беспокоиться. Она будет единственной Болейн, о которой узнают люди. Ты – навеки пустое место.

Опять это выражение – «пустое место». Слова брата будто выпускают из меня горечь, я смеюсь:

– Может, это и неплохо – быть пустым местом.

Мы танцуем допоздна, а потом Анна отсылает всех придворных дам, кроме меня.

– Я иду к нему, – заявляет она.

Ей не нужно объяснять, что она имеет в виду.

– Ты уверена? Вы все еще не женаты.

– Кранмер не сегодня завтра станет архиепископом. Я отправляюсь во Францию вместе с королем, он настаивает, чтобы меня принимали как королеву. Он дал мне титул маркиза и земли. Я больше не могу говорить «нет».

– Боже мой, тебе ведь и самой хочется! – Я вдруг поняла: ей тоже не терпится. – Полюбила его наконец?

– Нет, конечно. – Она просто отмахнулась от такой смешной мысли. – Но я его столько времени держу на расстоянии вытянутой руки, что он почти сошел с ума, и я вместе с ним. Я сама так от него завожусь, от всех этих ласк и объятий, уже готова лечь с последним конюхом. Он мне торжественно пообещал. Я почти сижу на троне. Я должна пойти к нему сейчас, сегодня же.

Я налила ей воды в кувшин; пока она мылась, согрела полотенце.

– Что ты наденешь?

– То платье, в котором танцевала. И мою новую корону. Я хочу прийти к нему как королева.

– Лучше бы тебя проводил Джордж.

– Он сейчас придет, я ему уже сказала.

Она вымылась, забрала у меня полотенце. Тело в свете камина и свечей прекрасно, как у дикого зверя.

В дверь тихонько постучали.

– Открой ему, – приказала Анна.

Я помедлила, она уже надела нижнюю юбку, но больше на ней ничего нет.

– Давай открывай, – упрямо повторила она.

Я пожала плечами, открыла дверь. Джордж в ужасе отшатнулся, увидев обнаженную грудь сестры, темную, распущенную гриву волос.

– Входи, – беззаботно кивнула она. – Я почти готова.

Он, по-прежнему потрясенный, бросил на меня вопросительный взгляд, вошел в комнату, уселся в кресло у камина.

Анна, держа корсаж у груди, повернулась спиной к брату – зашнуруй. Он поднялся на ноги, принялся продергивать шнуровку крест-накрест в дырочки. Каждый раз, когда рука касалась ее кожи, я видела – она закрывает глаза, наслаждаясь этими нежными прикосновениями. Лицо Джорджа потемнело, он мрачно выполнял приказ.

– Что еще? – спросил он. – Завязать шнурки на ботинках? Почистить обувь?

– Разве тебе не нравится меня ласкать? – Голос такой дразнящий. – Я и королю гожусь.

– Ты и для борделя годишься, – резко бросил он. – Надевай плащ, коли готова.

– Но скажи, меня всякий захочет, да? – Она уставилась ему прямо в глаза.

Джордж помедлил с ответом.

– Зачем ты меня спрашиваешь? У половины придворных дрожат коленки, едва они тебя завидят. Чего еще тебе надобно?

– Мне все надобно, – ответила она без улыбки. – Я хочу, чтобы ты, Джордж, сказал прямо тут при ней, при Марии, что я лучше всех.

Он тихо рассмеялся.

– А, вечное соперничество, – проговорил он медленно. – Анна, маркиз Пемброк, ты самая желанная и самая богатая в нашем семействе. Обошла нас обоих. Скоро обойдешь и наших достопочтенных папашу и дядюшку – можешь этим гордиться. Чего тебе еще надобно?

Она вся сияла, пока он говорил, но при последнем вопросе сникла, словно от страха, должно быть, вспомнила проклятия женщин на рынке, крики мужчин: «Шлюха».

– Я хочу, чтобы все это знали.

– Ну что, отвести тебя к королю? – деловым тоном осведомился Джордж.

Анна взяла его под руку. Я увидела, как напряглось ее тело, как она улыбнулась брату.

– Ты, наверное, не прочь отвести меня к себе в спальню?

– Если хочешь пойти на плаху за кровосмешение – пожалуйста.

Она игриво хохотнула:

– Ну ладно. Тогда к королю. Но помни, Джордж, ты мой придворный, как и все остальные.

Он склонил голову и повел ее. Я слышала их шаги, сначала в парадном зале, потом на лестнице. Подождала, пока не хлопнула дверь.

Подумала, что Анна, верно, впрямь хочет все на свете. Ее ожидает ночь с королем, а она медлит, чтобы еще разок помучить родного брата.

Она вернулась на заре, в одежде полный беспорядок. Джордж привел ее обратно, мы вместе раздели Анну и уложили в постель. Она слишком устала, не в силах даже вымолвить и слова.

– Итак, дело сделано? – спросила я, когда она закрыла глаза.

– И не раз, осмелюсь заметить, – отозвался брат. – Я ждал прямо под дверью, пытался поспать в кресле. Пару раз за ночь они будили меня криками и возней. Дай бог, теперь появится наследничек.

– Ты думаешь, он точно на ней женится? Не устанет от нее теперь, когда своего добился?