Филиппа Грегори - Еще одна из рода Болейн

– Кидаться камнями в короля?

Она кивнула.

– А в другой городишко мы вообще не могли войти. Они разложили на главной площади костер и сожгли на нем мое изображение.

– А что король говорит?

– Сначала страшно разозлился, хотел послать туда солдат, пусть дадут урок этим грубиянам. Но их слишком много, вдруг начнут драться с солдатами? Что тогда делать?

Швея легонько меня подтолкнула. Я послушно повернулась, с трудом понимая, что делаю. Мы выросли в пору мира, царившего с начала правления Генриха, мне и в страшном сне не могло привидеться восстание англичан против своего короля.

– А что говорит дядюшка?

– Говорит, Бога надо благодарить – против нас только один герцог Суффолк. Когда в короля бросают камнями, когда его оскорбляют в собственном королевстве, до гражданской войны рукой подать.

– Так Суффолк – наш враг?

– Прямо провозгласил: мол, я уже обошлась королю в потерю Церкви, а теперь он еще и страну потеряет.

Я снова повернулась, швея опять встала на колени, закалывая подол платья, спросила полушепотом:

– Возьму их с собой и переделаю, хорошо?

Я кивнула. Она собрала ткани и мешок с шитьем, поспешила выйти из комнаты. Вторая, подшивавшая подол платья Анны, сделала последний стежок, перекусила нитку.

– Боже мой, Анна! – воскликнула я. – И так везде?

– Везде, – угрюмо отозвалась сестра. – В одной деревне повернулись ко мне спиной. В другой принялись свистеть. Едем вдоль полей – мальчишки, отгоняющие ворон, принимаются кричать гадости. Девчонка, пасущая гусей, плюет, завидев меня, на дорогу. Скачем по рынку – женщины бросают в нас тухлой рыбой и гнилыми овощами. Останавливаемся в поместье или замке – ревущая толпа следует по пятам, кричит, ругается, приходится поскорей запирать ворота. Просто кошмар какой-то. Хозяин замка выйдет навстречу приветствовать нас – лицо вытягивается, как только видит, что половина его арендаторов собралась вокруг, оскорбляя своего законного короля. За нами словно вереница несчастий тянется. В Лондоне появиться нельзя, и в деревне не лучше. Остается прятаться во дворце, тут нас никто не достанет. И все они зовут Екатерину любимой королевой.

– А что король?

– Повторяет, что не желает дожидаться решения Рима. Вот умрет архиепископ Уорем, тогда он назначит нового архиепископа, и тот нас поженит. Мы все равно поженимся, что бы там Рим ни решил, «за» они или «против».

– А если Уорем еще долго протянет?

– Не похоже на то, – жестко усмехнулась сестра. – Уж я ему супа не пошлю. Он совсем старик, провел в постели целое лето. Скоро помрет, и тогда Генрих назначит Кранмера [29], этот нас поженит.

Я в сомнении покачала головой:

– Вот так просто? Зачем тогда столько времени потеряли?

– Да, все так просто, – отрезала Анна. – И если бы король был мужчиной, а не мальчишкой-школьником, он бы женился на мне пять лет тому назад и у нас бы уже родились пять сыновей. Но ему все не терпелось убедить в своей правоте королеву, всю страну убедить, что прав. Хочет быть уверен – все делает по праву, истина на его стороне. Настоящий глупец.

– Ты уж лучше такого никому, кроме меня, не говори.

– Все и так знают. – Знакомый упрямый тон.

– Анна, следи за своим язычком и характер свой бешеный придерживай. Ты еще можешь упасть с высот, куда забралась. Даже сейчас.

Она покачала головой:

– Нет. Он мне дал мой собственный титул и состояние, их у меня не отнять.

– Какой титул?

– Мой титул – маркиз Пемброк.

– Маркиза? – переспросила я, думая, что ослышалась.

– Нет. – Она вся сияла от гордости. – Нет, маркиза – титул, который получает женщина, когда выйдет замуж. А я – маркиз, это мой собственный титул. Его у меня никто не отнимет. Даже сам король.

Я закрыла глаза, задохнувшись от зависти и ревности:

– И состояние?

– У меня теперь поместья в Колдкейнтоне и в Ханфорде, это в Миддлсексе, и еще земли в Уэльсе. Приносят до тысячи фунтов в год.

– Тысяча фунтов? – повторила я, вспомнив о своей пенсии – сто жалких фунтов в год.

Анна сияла.

– Я самая богатая женщина в Англии и самая благородная. Собственное богатство, собственный титул. И скоро буду королевой.

Она расхохоталась, вдруг сообразив, какой горечью отдается мне ее победа.

– Ты, наверное, за меня ужасно рада.

– Конечно, сестричка.

На следующий день на конюшнях царила невероятная суматоха. Король отправляется на охоту, и все остальные вместе с ним. Охотничьи лошади оседланы, гончие наготове, выведены в огромный двор, егеря хлыстами пытаются поддержать порядок, собаки в нетерпении нюхают воздух, заливаются радостным лаем. Конюхи мечутся, поправляют уздечки, застегивают пряжки, подсаживают придворных в седла. Мальчишки-подручные тряпицами обтирают крупы коней, наводят последний лоск на и так сияющие шеи. Вороной жеребец Генриха выгибает шею, бьет копытом землю, ждет, пока не появится всадник.

Я оглядываюсь, ищу глазами Уильяма Стаффорда. Вдруг кто-то легонько берет меня за талию, нежный голос шепчет прямо в ухо:

– Меня послали с поручением, всю дорогу назад бежал сломя голову.

Я оборачиваюсь. Он почти держит меня в объятиях. Подвинься я чуть ближе – и наши тела полностью соприкоснутся. Я опускаю веки, от его такого мужского запаха во мне поднимается желание. Снова смотрю в его блестящие темные глаза – они полны нескрываемого вожделения.

– Прошу тебя, бога ради, отодвинься. – Я еле могу говорить.

Он неохотно отпускает меня, отступает на полшага:

– Бог свидетель, мне нужно на тебе жениться. Мария, я больше не в силах сдерживаться. Такого в моей жизни еще не было. Я минуты не могу прожить без твоих объятий.

– Ш-ш-ш, – шепчу я. – Подсади меня в седло.

Я надеюсь, буду подальше от него, может, пройдут слабость в коленях и полуобморочное состояние. Забираюсь в седло, расправляю платье для верховой езды. Он касается подола платья, потом ноги. Смотрит мне прямо в лицо, честно и открыто:

– Ты должна выйти за меня замуж.

Я оглядываюсь, кругом несметное богатство двора, развевающиеся перья на шляпах, бархат и шелк – даже для дня на охоте все разоделись словно принцы.

– Это моя жизнь, – пытаюсь я объяснить. – Мой дом с самого детства. Сначала при французском дворе. Потом здесь. Никогда не жила в простом доме. Никогда не проводила целый год в одной и той же комнате. Я придворная дама из семейства придворных. Не могу я по мановению твоего пальца стать обыкновенной женой и хозяйкой усадьбы.

Рога трубят, король, широкоплечий, улыбающийся, выходит из замка, рядом Анна. Сестра быстрым взглядом окидывает двор, я дергаю ногой, нечего ему меня держать, смотрю на Анну невинным взглядом. Король с помощью конюха вскакивает в седло, тяжело усаживается, разбирает поводья, вот он уже готов. Все, кто еще на земле, торопятся забраться на коней, найти местечко получше в королевской кавалькаде. Придворные поближе к Анне, дамы, как бы случайно, рядом с королем.