Филиппа Грегори - Еще одна из рода Болейн

Генрих входит, я закрываю за ним дверь, встаю перед ней – никто не сможет подойти ближе и подслушать. Это величайший миг в жизни Анны, пусть сполна насладится им. Пусть скажет королю, что беременна и в первый раз после Елизаветы ребенок шевельнулся у нее в животе.

Входит Уильям, видит меня перед дверью, проталкивается через толпу придворных:

– Стоишь на страже? Руки в боки, прямо как торговка, защищающая свое ведро с рыбой.

– Она сейчас рассказывает королю, что беременна. Имеет право обойтись, наконец, без этой проклятой Сеймур.

Появляется Джордж:

– Что рассказывает?

– Ребенок шевельнулся. – Я улыбаюсь брату, предвкушая его радость. – Она сразу же послала меня за королем.

Вместо радости вижу что-то другое, на его лицо набегает тень. Джордж всегда так выглядит, если сделал что-то дурное. Знаю я его виноватый взгляд. Что-то мелькнуло в его глазах и исчезло, я даже не уверена, было ли на самом деле, но теперь я знаю, совершенно точно знаю – его совесть нечиста, путешествие ко вратам ада, дабы зачать наследника для английского трона, они совершили вместе.

– Господи, что такое? Что вы оба наделали?

Пустая придворная улыбка.

– Ничего, ничего! Какое счастье! Какие дни! Екатерина мертва, а новый принц жив. Vivat Болейны!

Уильям не может сдержать улыбку.

– Твои родственники всегда поражают меня своим умением воспринимать любое событие в свете собственных интересов, – учтиво замечает он.

– Имеешь в виду веселье по случаю смерти королевы?

– Вдовствующей принцессы, – одновременно поправляем мы с Уильямом.

– Ага, именно ее, – ухмыляется Джордж. – Конечно мы рады. Твой изъян, Уильям, – отсутствие честолюбия. Ты не понимаешь, в жизни есть только одна цель.

– Какая же? – интересуется мой муж.

– Всего и побольше, – просто отвечает брат. – И чем больше, тем лучше.

Весь мрачный холодный январь мы с сестрой провели вместе – читали, играли в карты, слушали музыку. Джордж все время подле Анны, как любящий муж, – подает питье, подсовывает подушку под спину, она просто расцветает от его внимания. У нее также появилась слабость к Екатерине, и я имела возможность наблюдать, как моя дочь, подражая манерам придворных дам, грациозно сдает карты или перебирает струны лютни.

– Вижу, растет настоящая Болейн! – Анна одобрительно смотрит на Екатерину. – Слава богу, у нее мой нос, не твой.

– Я каждую ночь благодарю Бога за это.

Сарказм всегда ускользает от Анны.

– Мы должны подыскать ей хорошую партию. Она же моя племянница, и король проявит интерес.

– Не хочу пока выдавать ее замуж, тем более против воли.

– Она же Болейн, ее брак совершится по выбору семьи.

– Она – моя дочь, и ее не продадут тому, кто даст лучшую цену. Ты можешь обручить Елизавету в колыбели, это твое право, в один прекрасный день она станет принцессой, но мои дети будут детьми, пока сами не захотят вступить в брак.

Анна кивнула, пусть будет так.

– Твой сыночек по-прежнему принадлежит мне, – заметила она, чтобы сравнять счет.

Я стиснула зубы, но ответила ровным голосом:

– Никогда не забуду.

Погода держалась ясная. Каждое утро подмораживало, гончие хорошо брали след и гнали оленя через парк и дальше, по полям. Лошадям приходилось тяжелее. Генрих менял коня дважды-трижды в день, парясь под толстым плащом в ожидании конюха со свежей охотничьей лошадью в поводу. Он скакал как юноша, потому что снова ощущал себя молодым, – будущий отец сына от прелестной жены. Екатерина умерла, словно ее никогда и не было, Анна ждет ребенка, вернулась его вера в себя. Бог улыбается Генриху, и он верит – так и должно быть. В стране царит мир. Теперь, когда королева умерла, не будет угрозы испанского вторжения. Результат – лучшее доказательство. Раз в стране мир и Анна беременна, значит Бог против папы и императора Испании. Самонадеянно считая, что Бог на его стороне, Генрих совершенно счастлив.

Анна тоже довольна. Мир принадлежит ей, как никогда раньше. Екатерина, соперница, теневая королева, омрачавшая ее путь к трону, наконец мертва. Дочь Екатерины, которая угрожала правам ее детей на трон, теперь вынуждена признать поражение, занять второе место. Елизавете присягнули на верность все мужчины, женщины и дети в стране, те же, кто отказался, – в Тауэре или кончили жизнь на плахе. И самое лучшее – Анна носит под сердцем крепкого, быстро растущего ребенка.

Генрих объявил, что состоится рыцарский турнир, каждый, кто считает себя мужчиной, должен, взяв коня и оружие, принять вызов. Генрих сам решил сражаться, вновь обретенная молодость и самоуверенность толкают его бросить вызов всем и каждому. Уильям, без конца жалуясь на дороговизну, одолжил доспехи у другого бедного рыцаря и выступил в первый день турнира, больше заботясь о коне, чем о победе. Он удержался в седле, но противник без труда был признан победителем.

– Помоги мне Боже, я вышла замуж за труса! – говорю я.

Уильям подходит к нашему шатру. Впереди, под навесом, сидит Анна; закутанные в меха дамы стоят позади.

– Видит бог, ты права. Зато моя охотничья лошадь не получила ни царапины, а это куда важнее, чем считаться героем.

– Ты простой человек. – Я нежно улыбаюсь ему.

Он обнимает меня за талию, притягивает к себе, целует украдкой:

– У меня заурядные вкусы – люблю жену, люблю мир и покой, люблю свою ферму, а самый лучший обед для меня – кусок хлеба с ломтиком бекона.

Я прижимаюсь теснее, шепчу:

– Хочешь уехать домой?

– Только вместе с тобой, – мирно отвечает Уильям. – Она родит и отпустит тебя.

Генрих выступал в первый день и добился победы. На второй день Анне с утра нездоровилось, поэтому она решила сойти вниз только в полдень. Мне она велела не отходить от нее, часть придворных дам тоже остались, а другие отправились смотреть турнир. Дамы в ярких платьях, некоторые джентльмены – уже в доспехах.

– Джордж позаботится об этой Сеймур, – заявила Анна, глядя в окно.

– Король будет думать только о поединке, – успокоила я ее. – Он больше всего на свете любит выигрывать.

Утро мы провели мирно. Снова разложили престольную пелену, я взялась за большую, скучную полоску травы, Анна вышивает покров Богородицы. Между нами простирается длиннющий кусок, еще ждущий своего часа, – святые попадают на небеса, черти низвергаются в ад. Вдруг за окном шум – всадник галопом проскакал к замку.

– Что там? – Анна подняла голову от вышивания.

Встав на колени на скамью под окном, я выглянула наружу:

– Кто-то несется как сумасшедший. Въехал на конюшенный двор. Интересно, зачем…

Я прикусила язык. Две крепкие лошади вывозят из конюшенного двора королевские носилки.

– Что там? – спросила Анна у меня за спиной.