Филиппа Грегори - Еще одна из рода Болейн

У него на висках вздулись вены, он прижал руки к голове, будто хотел пальцами унять боль.

– Лягу снова. Вытащите эти проклятые подушки. Как болит голова, я почти ничего не вижу. Одна их говардовская девчонка на троне, другая – наследница, это не сулит ничего, кроме несчастий. На этот раз должен быть сын.

Открылась дверь, вошла Анна. По-прежнему бледна. Медленно подошла к постели, взяла Генриха за руку. Его полные боли глаза внимательно изучают ее лицо.

– Я думала, вы умрете, – говорит она напрямик.

– И что бы вы стали делать?

– Сделала бы все, что в моих силах, как королева Англии, – отвечает она, кладя руку на живот.

Его большая рука ложится поверх.

– Здесь должен быть сын. – В его голосе не хватает теплоты. – Думаю, как королеве Англии, вам мало что удастся. Чтобы удержать страну, нужен мальчик, принцесса Елизавета и ваш интриган-дядюшка – совсем не то, что я хотел бы оставить после своей смерти.

– Поклянитесь, что больше не будете участвовать в турнирах, – страстно молит она.

Он отворачивается:

– Оставьте меня в покое со своими клятвами и обещаниями. Видит бог, когда я расстался с королевой, надеялся на что-нибудь получше этого.

У них никогда еще не было такой гнетущей ссоры. Анна даже не спорит. Оба бледны как привидения, чуть живы от своих собственных страхов. К чему может привести воссоединение влюбленных? Только напомнить, как хрупка их власть в стране. Анна опустилась в реверансе перед тяжелым телом на кровати и вышла из комнаты. Она шла медленно, будто несла тяжелое бремя, задержалась у двери.

Я наблюдала. Анна вскинула голову, губы изогнулись в улыбке, плечи выпрямились, она собралась, как танцор при звуках музыки. Кивнула стражнику, тот распахнул двери, она вышла в гул голосов, чтобы сказать придворным: благодарение Богу, королю лучше, он смеется и шутит над своим падением, снова будет участвовать в турнире, как только сможет, и тогда-то уж мы повеселимся.

Генрих кажется спокойным и задумчивым, оправляется от падения. Боль стала предупреждением – он стареет. Из раны сочится кровь пополам с гноем, приходится все время носить тугую повязку, а садясь, класть ногу на скамеечку. Это унизительно – ведь он так гордится своими сильными ногами, крепкой посадкой. Теперь он хромает, толстый бинт уродует икру, но хуже всего запах – от него несет, как из курятника. Генрих, золотой принц Англии, признанный во всей Европе красавец, ощущает приближение старости. Вот кто он теперь – старая, больная, грязная, вонючая обезьяна.

Анне этого было не понять.

– Побойтесь Бога, дорогой супруг, вы спаслись, чего еще?

– Мы оба спаслись. Что вы без меня?

– Я бы справилась.

– Не сомневаюсь. Я еще остыть не успею, а ваша родня уже усядется на мое место.

Ей бы придержать язычок, но она привыкла спорить.

– Хотите меня оскорбить? Обвиняете мою семью в отсутствии преданности?

– Говарды в первую очередь преданы сами себе, а лишь во вторую – королю.

Я заметила – сэр Джон Сеймур поднял голову, на губах таинственная улыбка.

– Мои родственники костьми лягут ради вас, – возразила Анна.

– И вы, и ваша сестрица, конечно, лягут, – быстрый как молния, вставил королевский шут.

Раздался взрыв хохота. Я залилась краской. Уильям потянулся к отсутствующему мечу. Но обижаться на шута бессмысленно, особенно если сам король смеется.

Генрих протянул руку, весело похлопал Анну по животу:

– И не зря!

Она раздраженно отбросила его руку. Он застыл, хорошее настроение сразу угасло.

– Я не лошадь, чтобы меня щупать, – бросила Анна.

– Будь у меня кобыла с вашим характером, я скормил бы ее собакам, – холодно возразил король.

– Норовистую лошадь нужно уметь объездить, – с вызовом произнесла она.

Мы ждали обычной бурной реакции. Долгую минуту король молчал, улыбка Анны становилась все более вымученной.

– Не все лошади того стоят, – ответил Генрих едва слышно.

Только несколько человек, те, что сидели поближе, разобрали его слова. Анна побелела, но в то же мгновение вскинула голову и рассмеялась, будто король произнес что-то невероятно остроумное. Окружающие опустили голову, каждый сделал вид, будто занят разговором с соседями по столу. Ее взгляд скользнул мимо меня к Джорджу, их глаза встретились осязаемо, как рукопожатие.

– Еще вина, дорогой муж? – предложила Анна.

Голос не дрожит. Один из придворных выступил вперед, налил королю и королеве вина, обед начался.

Генрих мрачен. Его не веселят ни танцы, ни музыка, хотя ест и пьет он еще больше обычного. Он поднялся на ноги, морщась от боли, захромал по залу, говоря то с одним, то с другим, выслушал чью-то просьбу, подошел к нашему столу, где сидели придворные дамы королевы, остановился между мной и Джейн Сеймур. Мы одновременно вскочили на ноги, но он смотрит только на нее. Потупив глаза, Джейн делает реверанс.

– Я устал, очень устал. Как бы хотелось очутиться в Вулфхолле, вы бы собрали для меня букет из трав.

– Я готова сделать все, чтобы ваше величество смогли отдохнуть и избавиться от боли, – произносит она со сладчайшей улыбкой.

Генрих, которого я знала, переспросил бы: «Действительно все?» – радуясь вульгарной остроте. Но этот новый Генрих придвигает табурет, делает нам знак сесть подле него.

– Можно вылечить синяки и шишки, но не старость. Мне сорок пять, и я впервые чувствую свой возраст.

– Это из-за падения. – Голос Джейн звучит мягко, утешительно, словно молоко капает в подойник. – Вы ушиблись, устали, вы изнурены заботами о безопасности королевства, ведь вы день и ночь думаете об этом.

– Кому я оставлю в наследство прекрасную страну? – скорбно говорит Генрих. Оба смотрят на королеву, Анна, вспыхнув от гнева, – на них.

– Хвала Господу, королева ждет сына.

– Помолитесь обо мне, Джейн, – просит он шепотом.

– Это мой долг – молиться о короле, – отвечает она с улыбкой.

– Вы будете молиться обо мне сегодня ночью? – спрашивает он еще тише. – Когда я в страхе лежу без сна и каждая косточка ноет, приятно знать, что вы молитесь обо мне.

– Хорошо, – говорит она просто. – Я словно буду рядом, моя рука у вас на лбу, вам будет легче заснуть.

Я прикусила губу. За соседним столом моя дочь Екатерина с округлившимися глазами пытается разгадать этот новый способ ухаживания под видом вкрадчивого благочестия.

С гримасой боли король встает.

– Руку! – бросает он через плечо.

Полдюжины кавалеров бросаются вперед ради чести помочь его величеству вернуться на свое место на возвышении. Генрих отстраняет моего брата, выбирает брата Джейн. Анна, Джордж и я молча следим за тем, как Сеймур усаживает короля на трон.

– Я убью ее, – мрачно произносит Анна.

Я лежу на ее кровати, лениво опираясь на локоть, Джордж примостился у камина, сама Анна сидит перед зеркалом, служанка расчесывает ей волосы.