Филиппа Грегори - Еще одна из рода Болейн

Дядя даже не шевельнулся:

– Король нанял ее следить за Анной?

Я глотнула еще вина, кивнула:

– Анна в большой опасности.

Долгое молчание.

– В опасности? – Джордж смог наконец выпрямиться.

Дядя кивнул:

– Подозрительный муж – это всегда опасно, подозрительный король – еще опаснее.

– Она ни в чем не виновата! – твердо заявил Джордж.

Я взглянула на него краешком глаза – он пел ту же песню, что и Анна. И она клялась в своей невиновности, когда увидела чудовищного младенца, порожденного ее телом.

– Может, и так. – Дядя не стал спорить. – Но король думает иначе, значит ей конец.

– Как нам ее защитить?

– Знаешь, Джордж, – медленно произнес дядя, – в последний раз, когда мы с ней беседовали с глазу на глаз, она заявила, что я могу убираться на все четыре стороны. Будь я проклят, если она не сказала, что достигла всего собственными усилиями и ничем мне не обязана, она даже грозила мне тюрьмой.

– Она Говард! – Я отодвинула вино.

Он склонил голову:

– Была Говард.

– Это же Анна! – воскликнула я. – Мы жизнь положили, чтобы посадить ее на трон.

– А где благодарность? Насколько я помню, тебя отправили в изгнание, ты и вернулась только потому, что ей понадобились твои услуги. Она слова за меня не замолвила перед королем, даже наоборот. Тебе сестра благоволит, Джордж, но стал ли ты хоть на шиллинг богаче, с тех пор как она на троне? Она больше не просто любовница, а что от этого изменилось?

– При чем тут деньги, сейчас речь идет о жизни и смерти, – горячо возразил Джордж.

– Роди она сына, ее положение было бы неуязвимым.

– Это он не может зачать сына! – заорал Джордж. – Не мог с Екатериной, не может и с ней. Он почти бессилен! Вот почему она с ума сходила от страха…

Мертвая тишина.

– Бог тебя простит, Джордж, зачем ты подвергаешь нас всех опасности? – холодно произнес дядя. – Такие речи – государственная измена. Я ничего не слышал, ты ничего не говорил. Теперь уходите.

Уильям помог мне встать, мы втроем медленно вышли из комнаты. На пороге Джордж обернулся, хотел возразить, но дверь бесшумно закрылась у него перед носом, прежде чем он успел сказать хоть слово.

Анна проспала до полудня, у нее началась лихорадка. Я отправилась на поиски короля. Двор уже готовился к переезду в Гринвичский дворец, Генриху хотелось отдохнуть от суеты и суматохи, он играл в шары в парке. Вокруг фавориты, на первом месте, конечно, Сеймуры. Одно только радовало – Джордж тоже там, прямо рядом с королем, чему-то довольно улыбается, а дядюшка сидит на скамье для зрителей. Отец предложил королю пари на весьма выгодных условиях, Генрих поспешил его принять. Я подождала, пока игроки покатили последние шары, а отец протянул королю пригоршню золотых монет – никак не меньше двадцати. Только тогда подошла поближе, опустилась в реверансе.

При виде меня король поморщился – ясно, ни одна из сестричек Болейн теперь не в почете.

– Леди Мария. – От него так и разит холодом.

– Ваше величество, я здесь по просьбе моей сестры, королевы.

Кивнул.

– Она просит задержаться на неделю с переездом в Гринвич, дать ей время оправиться.

– Слишком поздно, скажи ей, пусть приезжает, когда выздоровеет.

– Но укладывать вещи еще и не начали.

– Слишком поздно – для нее, – поправился он. Вокруг тут же поднялся шепот. – Слишком поздно для нее просить у меня милостей. Мне известно то, что мне известно.

Я помедлила. Как же мне хотелось взять его за шиворот и вытряхнуть этого толстого себялюбца из камзола! Моя сестра больна после этих кошмарных родов, а тут ее муж, играя в свое удовольствие в шары на солнышке, открыто предупреждает двор: «Больше эта женщина у меня не в почете».

– Тогда вы должны знать: ни она, ни я, никто из Говардов ни на миг не перестаем любить и почитать ваше величество.

Дядюшку даже передернуло, когда он услышал упоминание нашего семейства.

– Остается только надеяться, что ваша верность не подвергнется испытанию.

До чего же неприятный у короля тон. Отвернулся от меня, поманил Джейн Сеймур. Она засеменила к нему, глазки долу, вид скромненький.

– Прогуляетесь со мной? – Теперь голос такой сладенький.

Она присела в реверансе – мол, с удовольствием. Положила руку на расшитый драгоценными камнями рукав, и вот они уже идут по тропинке, остальные придворные, тоже парочками, за ними – на почтительном расстоянии.

Двор лихорадит от слухов, ни у меня, ни у Джорджа уже нет сил все отрицать. Раньше – скажи слово против Анны и можешь быть уверен: тебя скоро вздернут. Теперь песенки и шуточки, как она заигрывает со всеми мужчинами при дворе, а ребенка выносить не может.

– Почему Генрих их не остановит? – спрашиваю мужа. – У него на это власти хватило бы.

– Он теперь всякому позволяет о ней болтать, – качает головой Уильям. – Утверждают, она на все способна, только что дьяволу душу еще не продала.

– Идиоты! – кричу я.

Он берет меня за руки, нежно разжимает сжатые кулачки:

– Сама понимаешь, Мария, откуда тогда взяться младенцу-чудовищу, если не от чудовищного союза. Она, должно быть, погрязла в грехах.

– Какого чудовищного союза? Ты что, тоже думаешь – она продала душу дьяволу?

– А как ты считаешь? Ни на минуту бы не задумалась, если бы получила за это сына.

Крыть нечем. Я взглянула прямо в карие глаза мужа. Боже, какой ужас!

– Ш-ш-ш. – Даже слово сказать страшно. – Думать об этом не хочу.

– А если она занялась колдовством – вот и родился урод?

– И что тогда?

– Тогда от нее можно избавиться.

Я натужно рассмеялась:

– Грустная шутка в грустные времена, Уильям.

– Это не шутка, женушка.

– Мне больше не вынести. – Я вдруг почувствовала – сыта по горло, до чего же все плохо вокруг. – Что с нами тогда станет?

Забыв о том, что мы в парке и весь двор может нас видеть, он обнял меня, крепко прижал, словно мы дома, в конюшенном дворе его маленькой фермы.

– Любовь моя, дорогая, – сказал он нежно. – Она, верно, что-то ужасное сделала, раз такого урода родила. И ты не знаешь что. Она тебе ничего не поручала? За повитухой сходить? Принести какое-нибудь зелье?

– Ты сам… – начала я.

Он кивнул:

– Да, я похоронил мертвого младенца. Бога молю, чтобы все улеглось, тогда, может, никто не станет ни о чем спрашивать.

Только один раз королеву покинули в пустом дворце – королеву Екатерину, а Анна с королем весело носились по полям. И вот Генрих снова поступает так же. Анна, никем не замеченная, наблюдает из окна спальни, пристроившись на коленях в кресле – стоять еще нет сил, – как король, а рядом с ним Джейн Сеймур возглавляют королевский поезд, отправляясь в Гринвич, любимый дворец Генриха.

Веселые придворные следом за смеющимся королем и новой хорошенькой фавориткой, а среди них моя семья – отец, матушка, дядя, брат, показывающий ради удовольствия монарха фортели верховой езды. Мы с Уильямом чуть позади, скачем с детьми. Моя дочка тиха и задумчива, оглядывается на дворец, снова поднимает глаза на меня.