Кэтрин Уэбб - Опускается ночь

– Этторе! Все хорошо, все будет хорошо, – произносит она и сама не узнает своего голоса. Он тянется к ней, и она хватает его руку. – Все будет хорошо. – Она отводит лацкан его пиджака. Пип стрелял наугад, он только поднимал пистолет, когда спустил курок, и пуля попала в правое плечо, чуть выше подмышки. По полу растекается кровавое пятно, рубашка окрашивается красным, но Клэр вздыхает с облегчением. Рана далеко от сердца и легких; он будет жить. Она отрывает полоску от своей блузки, комкает ее и прижимает к кровоточащей ране. – Лежи и не двигайся, любовь моя, – говорит она. – Все будет хорошо. Мы позовем доктора… ты поправишься.

Перед глазами у нее все плывет, мысли путаются. Она поднимает взгляд и видит в руке у Пипа револьвер, все еще поднятый и дрожащий, словно застывший после выстрела. Его лицо и даже губы бледны как полотно; глаза полны такого глубокого ужаса, словно он вовсе не собирался стрелять.

– Пип, что ты делаешь? – спрашивает она, запинаясь. – Что, черт возьми, ты делаешь?

Пип даже не моргает. Клэр чувствует, как сквозь тонкую ткань ее блузки сочится горячая кровь Этторе, заливая ей руки. Следом за Пипом в комнату входит Марчи, ее глаза расширены, лицо застыло, словно маска. Клэр переводит взгляд на Леандро, но он все еще стоит на коленях и трясет головой, оглушенный ударом. И тут к ним подходит Бойд, двигаясь неспешно, словно направляясь к книжной полке.

– Бойд, забери у него оружие. Забери у него оружие! – кричит Клэр.

В течение нескольких мгновений он смотрит на нее и затем делает то, о чем она просит, – вырывает револьвер из сжатой руки Пипа. Клэр с облегчением поворачивается к Этторе и нежно проводит пальцами по его лицу. Бойд делает шаг по направлению к ним, и Клэр понимает, что выдала себя. Но ребенок в ее утробе не оставил ей выбора – раньше или позже ей пришлось бы во всем сознаться. Она сглатывает комок в горле и поднимает на мужа глаза. На его лице то же отсутствующее выражение, которое она уже видела прежде, со слабыми проблесками горя и страха. Он выглядит точь-в-точь как тогда в Нью-Йорке, когда накачался бренди и проглотил пригоршню таблеток. Рот приоткрыт, взгляд блуждает. Бойд опускает глаза на револьвер, который сжимает в руке, держа палец на курке. Не сводя глаз с оружия, он медленно поднимает его, поворачивая дуло вверх к своему подбородку.

– Бойд, – произносит Клэр так мягко, как только может. – Нет, Бойд. Не делай этого.

На какое-то время он застывает, кажется, что он даже не дышит; револьвер дрожит в его руке, он немного выдвигает подбородок, и дуло касается кожи. Он замирает, затем громко всхлипывает.

– Бойд, нет, – говорит Клэр.

– Нет, – произносит он, встряхивая головой. Он весь трясется, и теперь его глаза устремлены на нее, впиваются в нее. Затем он вытягивает руку, целится в Этторе и стреляет.

– Нет!

Какое-то мгновение Клэр думает, что это выкрикнула она, но это не она, потому что ее сердце перестало биться, а зубы плотно стиснуты. Это Марчи.

– Нет, нет, нет! – кричит Марчи. Ее голос звучит неестественно и глухо; выстрел звоном отзывается в ушах Клэр.

Она не может двинуться. Она видит, как Бойд переступает с ноги на ногу, занимая более удобную позицию, поворачивает туловище и наводит дуло на ее лицо. Она пытается сфокусировать взгляд на том, что расплывается позади идеально круглого черного дула. Лицо Бойда, возвышающееся над ним, теперь начисто лишено всякого выражения, так что он кажется спокойным, но под каплями слез на одной щеке подрагивает мускул, а в глазах сверкает бешенство. Они смотрят друг на друга, и Клэр не знает, сколько это длится. Она смотрит в глаза этого человека и в глаза собственной смерти и не может распознать их. Бойд нажимает на курок, раздается щелчок, но револьвер не стреляет. Бойд хмурится, начинает растерянно проверять барабан. И тут на него наваливается Леандро, сбивает с ног и наносит удар за ударом. Револьвер отлетает в сторону, и Клэр сознает, что смотрит в пустоту. Затем она переводит взгляд на Этторе.

Выстрел Бойда был точным. Над левым виском Этторе темнеет аккуратное отверстие, повторяющее форму дула, в которое только что смотрела Клэр, его глаза полузакрыты, и он лежит слишком тихо. Она знает, что он мертв, но не может заставить себя в это поверить. Она берет его правую руку и прикладывает к своей шее под волосами так, как он любил делать. Его рука еще теплая; она представляет, как сгибаются его пальцы, представляет, как он притягивает ее к себе, представляет, как он переводит дыхание, еще находясь с ней.

Но все это лишь игра воображения, ничего больше. Она молча встает на колени, берет его безвольную руку, прижимая ее к лицу, к губам и снова к шее. Тяжесть его руки поражает ее; кожа на его ладони жесткая и мозолистая; от него пахнет землей и кровью. Она не знает и не хочет знать, чем заняты остальные, – почему в руках Пипа оказался револьвер, почему Марчи стоит рядом с ней, горестно рыдая над телом Этторе; куда делись Леандро с ее мужем. Ей все равно. Она не замечает, как бдительный стражник вводит Паолу, безоружную, но преисполненную ярости, как при виде лежащего на полу брата у нее открывается рот и оттуда вырывается дикий, душераздирающий стон, вонзающийся в голову Клэр, словно нож. Паола бросается к ним, хватает за плечи Марчи и пытается оттащить в сторону. Марчи сопротивляется, огрызаясь сквозь слезы, они толкают Клэр, но она не двигается с места. Она держит его руку, и ничего вокруг для нее не существует.

Через некоторое время Клэр поднимают и усаживают на диван; к ее губам подносят стакан бренди и, поскольку она не в состоянии сделать ни единого глотка, по капле вливают в рот.

– Давай же. До дна, – командует Леандро. Клэр глотает и тут же заходится кашлем. – О Этторе! Мой бедный мальчик. Пережить Великую войну, всю эту заваруху с фашистами, чтобы погибнуть от руки труса. – Он качает головой, сраженный горем. – Я слишком стар, чтобы надеяться на справедливость в этом мире. И все же с некоторыми вещами трудно смириться. Пейте. Нам всем это сейчас необходимо.

Револьвер заткнут у него за пояс, он двигается словно старик, костяшки пальцев в крови, на подбородке синяк. Клэр смотрит туда, где лежал Этторе, но его уже нет там, осталось лишь темное пятно крови. Она не помнит, как его унесли, после пережитого потрясения где-то в глубине ее существа начинают скрестись горе и ужас, словно пойманные в ловушку звери.

– Почему ты так плачешь? Из-за него? – спрашивает Пип.

Клэр поднимает на Пипа глаза, но он сидит рядом с Марчи и обращается к ней. Краска размазалась по ее лицу, сделав ее похожей на плачущего Пьеро.

– Ты не должен был стрелять в него. Никто не должен был стрелять в него! – говорит Марчи, захлебываясь от рыданий.