Кэтрин Уэбб - Опускается ночь

– Я защищал тебя! Как и обещал! Как ты просила меня! Но почему ты так плачешь? Ведь… это меня ты любишь! Ты же сама говорила! – выкрикивает он.

Клэр испуганно смотрит на него, Леандро со вздохом садится.

– Ты скоро поймешь, мой мальчик, что далеко не все, что исходит из уст моей жены, стоит принимать близко к сердцу, – говорит он.

– Мы любим друг друга, – дерзко заявляет Пип. Он берет Марчи за руку. – Она собирается уйти от вас! Она больше вас не любит, она любит меня. Мы вместе уже несколько недель.

Но Марчи вырывает у него руку.

– Заткнись ты, молокосос! – рявкает она.

Пип не оставляет попыток взять ее за руку. Смесь боли и смущения на лице делает его похожим на персонаж какого-то фарса.

– Что? – удается вымолвить Клэр, но так тихо, что ее никто не слышит. Бренди ударяет ей в голову, она делает еще глоток и оглядывает комнату. Нигде нет ни Паолы, ни охранника, Бойд сидит в углу, подтянув колени к подбородку, обхватив их руками и спрятав лицо, словно ребенок. Все это так абсурдно, что Клэр хочется расхохотаться.

Некоторое время тишину нарушают только рыдания Марчи. Пип не сводит с нее глаз, жалкий, сбитый с толку; он все хочет пожать ей руку. Голова у Клэр гудит.

– Знаешь, как я обо всем узнал, Клэр? – говорит Леандро. – Клэр, ты меня слушаешь? Знаешь, как я узнал, что тебе грозит опасность, и для чего вызвал тебя сюда? Чтобы защитить. Забавно, правда? – Он залпом выпивает бренди, кивая на Бойда. – Я хотел защитить тебя от него . Я боялся, что он тебя убьет. Он сказал мне – как только приехал сюда и я спросил его о тебе, – он сказал мне: «Она ангел. Совершеннейший ангел», и с этого момента я стал бояться за твою жизнь, потому что именно так он говорил об Эмме, своей первой жене. Он описывал ее точно в тех же выражениях, с той же фанатичной уверенностью, с той же страстью , когда заплатил мне за то, чтобы я ее убил. Я должен был предостеречь тебя раньше, Клэр, полагаю, твой муж болен на голову.

– Что? – спрашивает Клэр. Она не способна уследить за нитью его рассуждений, разобраться в смысле этих странных слов.

Пип сидит молча, словно застыв, он оставил в покое руки Марчи. Клэр не нравится его румянец и лихорадочный блеск в глазах.

– Как еще это можно назвать? Абсурдность этого… я испытывал лишь презрение к людям, нанимавшим меня для подобных дел: кто они все, если не трусы? Лицемеры, не желающие марать рук. Бойд был самым дрянным из всех, слабаком. Когда он разыскал меня, то дрожал как лист и за все время разговора не мог посмотреть мне в глаза, пока я не спросил его почему. Я спросил его, что она сделала? И тут он вдруг делается совершенно спокойным и со всей убежденностью говорит, что его жена совершеннейший ангел. – Леандро качает головой. – Говорит это так, словно мой вопрос прозвучал для него оскорбительно . Поэтому первый раз я дал ему отворот, не думал, что он говорит серьезно; не думал, что он знает, чего хочет. Но он предлагал мне все больше и больше денег, и в конце концов я согласился. И раскаиваюсь, Бог видит, что я раскаиваюсь. Но тогда я согласился, а сделанного не воротишь.

Постепенно рассказ Леандро начинает просачиваться в сознание Клэр. Она хмурится, не веря своим ушам, глядя на скрючившегося Бойда, ожидая его реакции, словно тот может встать и опровергнуть все обвинения. Но он остается недвижимым. Она вспоминает черное дуло, звук осечки после того, как он нажал на курок.

– Нет. Нет… Эмма заболела и умерла. Она умерла от лихорадки. Это всем известно, все так говорили. Да и как может быть, чтобы об убийстве никто не узнал? Это абсурд.

– Нью-йоркские газеты об этом писали, – пожимает плечами Леандро. – Но конечно, не на первых полосах. Бойд никогда не был в числе подозреваемых: полагаю, полицейским не было известно об изменах Эммы, а Бойд прекрасно разыграл убитого горем супруга. Они решили, что это уличное ограбление. Затем Бойд уехал в Англию, обзавелся новыми друзьями и сочинил более благовидную историю – чтобы не травмировать ребенка, как мог он ответить тому, кто о чем-то слышал. К тому же вы, британцы, слишком вежливы, чтобы задавать лишние вопросы. Но поверь мне, она была убита. Кому, как не мне, это знать.

– Вы говорите… вы говорите, что вы наемный убийца, мистер Кардетта? – спрашивает Клэр.

– Да, был. С этого я начинал. Убивал людей за деньги. Все благополучие – он разводит руками, показывая на прекрасную обстановку комнаты, на массерию, на земли вокруг, – построено на этом. Так ты по-прежнему считаешь меня хорошим человеком, Кьярина? – Клэр нечего ему ответить. – Но Эмма Кингсли была одной из моих последних жертв. Видишь ли, в тот момент я понял, что потерял душу, – продолжает он, и слова эти звучат горестно и смущенно. – Помнишь, я тебе говорил? Так вот, я потерял душу, убив ту миловидную женщину. Убив ее за деньги, а вся ее вина заключалась в том, что она влюбилась. Я знал, что это неправильно, но сказал себе, что бизнес есть бизнес и это не имеет значения. Да, это был бизнес, но значение это все же имело. Эта несправедливость засела во мне, засела… как болезнь. Она не давала мне покоя. И еще мне не давало покоя то, что он, казалось, ничего подобного не чувствовал. – Леандро указывает пальцем на Бойда. – Может, я решил, что мы оба должны быть наказаны. Не знаю. Но он не шел у меня из головы в течение всех этих лет. Это как-то связало нас. Мы были соучастниками, он и я.

Клэр сидит молча, пытаясь осмыслить услышанное. Она соображает медленно, все кажется ей далеким, нереальным, словно происходящим где-то в подводном мире. В то время, как она явилась из другой стихии, чуждой этим глубинам. Она пытается прокрутить свои воспоминания назад, сосредоточиться на реальности, и неожиданно у нее мелькает догадка.

– Ему это тоже не давало покоя. Он боялся. Он всегда боялся, – произносит она без всякого выражения. – После того, как вы наведались к нему в Нью-Йорке семь лет назад… после того, как вы его разыскали, он пытался… пытался покончить с собой.

– Правда? – Леандро хмыкает и кивает. – Что ж, страх подобен болезни, он может свести человека с ума. Я бы мог на этом остановиться, если бы он не сказал, что ты «совершеннейший ангел». Если бы он не сказал этого, я не полез бы в вашу жизнь.

– Зачем вы его наняли? Зачем вам понадобились его проекты?

– Я сам этого до конца не знаю, честно говоря. Есть такие моменты в жизни – поворотные моменты, когда ты сходишь с проторенного пути и делаешь шаг в сторону, – это ключевые точки. И наша встреча была одной из этих ключевых точек. Он оказался ответственным за поворотный момент в моей судьбе, и потому я не мог его забыть. И после этих долгих лет мне захотелось… мне захотелось увидеть его снова. Мне захотелось понять, как это наше общее бремя повлияло на его жизнь. Повлияло ли оно на него так же, как на меня. – Он пожимает плечами. – Я не в силах был побороть желания разыскать его. И когда он заговорил о тебе так же, как он говорил о ней… Я не мог оставить этого так. Мне нужно было знать, изменился ли он, или история повторяется.