Барбара Линн-Дэвис - Тайная жена Казановы

Я порылась в ящике, открывая каждый веер. У некоторых были сломаны ручки, кое-какие веера были порваны и в пятнах. Но в душе я уже знала, какой буду продавать. Когда-то этот веер принадлежал моей бабушке — матери отца. Я ее не знала.

Этот веер был великолепен: не из пергамента, а шелковый. Мне говорили, что он из России. Жемчужная ручка украшена бриллиантовой осыпью. И рисунок на самом веере очень красив: на нем изображена влюбленная пара в саду. Какими же они выглядели счастливыми! Как же мне хотелось быть на их месте! Наедине со своим возлюбленным в тени ветвистого дерева, и чтобы щеки мои зарделись, когда он нашептывал мне на ушко тайны.

Я сложила веер и спрятала в карман под юбками. И стала спешно искать пару кожаных домашних туфель на плоской подошве, чтобы идти быстро. Мне нужно было поторапливаться, пока мама меня не хватилась.

Я выскользнула из ворот и побежала к собору Санта Мария делла Салюте на окраине города, чтобы нанять гондолу. Обнаружила там несколько лодок в ожидании пассажиров. Я села в одну из них, спряталась в каюте, закрыла ставни. Любой живущий в Венеции знал, что вещи можно заложить в еврейском гетто.

Путь туда был неблизкий: плыть на север около получаса. Наконец лодка причалила у навесного деревянного моста. Я слышала об этом мосте, на ночь его поднимали, запирая евреев в гетто. Сейчас при свете дня мост был открыт, за ним из маленького квадратного окошка наблюдал страж. Я прошлась по мосту, свернула в узкий переулок, у темных сырых стен кишели крысы. Я вздрогнула и прибавила шаг.

Я оказалась на большой городской площади, окруженной высокими обветшалыми зданиями. Здесь, как на любой известной мне площади, церкви не было. А где же их синагоги? Я не заметила ни одной, хотя слышала, что они должны возводиться повыше, чтобы быть ближе к солнцу и звездам.

Я видела темнокожих евреев в тюрбанах, евреев в высоких черных шляпах, евреев (или это были христиане?) в модных треуголках. Какой-то человек в лохмотьях продавал из корзины погнутые кастрюли, как будто это были его последние мирские пожитки. Под сводами в тени женщины штопали старую одежду. По всей площади стояли ссудные лавки, а еще я заметила аптеку и лавку травника. Рядом располагалась антикварная лавка, где, казалось, продавались самые красивые вещи. Туда я и отправилась.

Вывеска над дверью золотом гласила: «Виванте». Внутри пахло старыми книгами и пылью.

За прилавком стояла моя ровесница.

— Ой… scusì … [17] Простите ( итал .). вы… — Я испугалась.

— Buon giorno, Signorina [18] Добрый день, синьорина! ( итал .) ! Что-то желаете приобрести? — Продавщица была невысокой, изящной девушкой с вьющимися каштановыми волосами и миндалевидными глазами.

— Продать, — вымолвила я. Достала и открыла веер.

— Какая красота! — Она взяла веер и стала делать вид, что обмахивается им, как знатная дама. Мы обе захихикали.

— Папа! — позвала она.

Из задней комнаты вышел бородатый еврей. Такого же невысокого росточка, как и его дочь. В руках он держал засаленную тряпку, пальцы его были черные, даже сизые.

— Смотри, какой веер принесла нам синьорина!

Он протянул руку, чтобы разглядеть получше, но девочка прижала веер к себе. Слишком он роскошный, чтобы касаться его грязными руками.

Он понял, чем руководствовалась дочь, и улыбнулся.

— Элия, раскрой для меня веер. — При виде бриллиантов у него заблестели глаза. — Ух ты! — Он погладил бороду своими черными пальцами. — Хотите заложить или продать?

Я смутилась. Я никогда ничего не закладывала, поэтому не понимала, в чем разница.

— Если заложить — могу предложить вам сто серебряных цехинов, — объяснил он. — В этом случае, когда будете готовы отдать мне долг — заплатив небольшой процент, совсем копейки, — вы можете получить свой веер назад.

— А если я захочу продать?

— Получите полторы сотни цехинов.

— Буду продавать, — не колеблясь, решила я.

Какой толк выкупать назад веер? Я просто хочу побыстрее покинуть это кишащее крысами гетто, раздобыв как можно больше денег. И надеюсь, в ближайшее время больше я сюда не вернусь.

— Это что? — удивился мой брат, когда я протянула ему серебряные монеты. — Пять цехинов?

— Господи! Сколько же ты от меня хочешь? — отрезала я. — Мне всего лишь нужно сделать дубликат твоего ключа, чтобы я могла войти в дом.

— Семь цехинов! — ответил он. — Я же еще вынужден солгать о том, куда тебя веду. А если обман раскроется? — Он прижал ладонь к груди и невинно округлил глаза. У меня даже кровь вскипела.

— Хорошо. Семь. А теперь давай ключ! — Впереди меня ждала целая ночь наедине с моим возлюбленным, и ничто не могло встать у меня на пути.

Пьетрантонио сказал маме, что мы идем на выступление хора в известном сиротском приюте «Пьета», неподалеку от Кастелло. Но на самом деле он отвез меня через лагуну в сад Сан-Бьяджо, на Джудекка.

Много раз до этого я бывала в этой части города, сидя на руках у матери, а потом и держа мать за руку, и вглядывалась в этот длинный зеленый остров на том берегу лагуны. И часто задавалась вопросом: какие тайны скрываются за высокими стенами сада? Что лежит у подножия кипарисов-великанов, гнущихся на ветру? Скоро все узнаю.

Мы вышли из дома через несколько часов после pranzo [19] Обед ( итал .). , на улице все еще стояла жара. Я радовалась, что выбрала именно это платье: из желтого шелка, с нарисованными цветами, казавшееся воплощением цветущего сада. Я пыталась, насколько могла, не обращать внимания на сидящего в лодке Пьетрантонио — он был занят тем, что ковырял в зубах и под ногтями зубочисткой. Отвратительно!

Мы плыли против течения, поэтому к тому времени, как мы приблизились к мысу Джудекка (почти час спустя), белая сорочка нашего гондольера была мокра от пота.

Сердце сладко защемило, когда я разглядела ждущего меня Джакомо. Он стоял, опираясь на каменную статую рядом с широкими железными воротами. Солнце уже клонилось к горизонту, на тротуаре залегли густые длинные тени. Когда мы приблизились, я смогла разглядеть статую Пана, римского бога страсти. И неудивительно, что Джакомо привлек вожделенное внимание двух дам — матери и дочери-златовласки, которая все обмахивалась веером и недовольно хмурилась.

Я почувствовала укол ревности. Впервые из множества последующих раз. Но, завидев мое приближение, он поспешно им поклонился и спустился к швартовым столбам, нам навстречу.

— Вот и она! Доставлена в целости и сохранности! — выкрикнул мой брат, когда наша гондола ударилась о бортик. Я зарделась, внезапно ощутив жар. Мне хотелось немного ослабить ленты на корсете, но после таких слов разве могла я допустить подобную вольность?