Барбара Вуд - Последний пророк

— Что вы делали со своей лодыжкой, сэр? Как вы ее лечили?

Профессор поднял слабую руку и указал на столик возле кровати, на котором находились фонарь, бутылка с водой, стакан, расческа, карандаш, бумага и… бутылочка аспирина.

Фарадей уже знал ответ. Кровотечение желудка. Профессор Делафилд медленно умирал от потери крови и не знал этого.

— Кровотечение! — вскликнула Элизабет, молодая женщина, когда они стояли у входа в палатку, а остальные члены профессорской группы нервно бродили вокруг костра. — Но отчего? Он всегда так внимательно относился к своей диете. Он никогда не курил и не принимал алкоголя.

— Он принимает аспирин, ведь так?

Она нахмурила брови.

— После того как он растянул ногу, он принимал таблетки, которые снимали боль. Это вызвало небольшое расстройство желудка, поэтому он стал принимать аспирин.

— Сколько таблеток?

— Он выпивает баночку за неделю.

Фарадей застонал. Все двадцать лет с изобретения аспирина люди считают его неким чудотворным лекарством, принимают его от любых заболеваний и в неумеренных количествах. Он сказал Элизабет:

— Аспирин — это не панацея от всех болезней, в больших дозах он может даже навредить. Профессор думал, что у него несварение от повышенной кислотности, а на самом деле у него кровоточащие язвы на слизистой желудка.

— Но его не тошнило.

— Кровь выходит, когда опорожняется кишечник. Это коварная форма смертельного кровотечения.

— Боже мой! — прошептала она.

— Ему необходимо лечь в больницу, но он слишком слаб, чтобы его можно было транспортировать, — быстро сказал он, наблюдая, как свет от фонаря растворяется в локонах ее платиновых волос. — Мы должны остановить кровотечение. В лагере есть хоть немного окиси магнезии?

— Я не думаю. Я пошлю кого-нибудь в Барстоу. Там есть аптекарь.

— И привезите имбирное пиво, чтобы успокоить желудок и помочь работе кишечника.

На ней была белая хлопковая блуза, заправленная в брюки цвета хаки.

Пока Фарадей-врач разрабатывал логический план мероприятий по лечению и попутно отдавал распоряжения Элизабет, Фарадей-мужчина рассматривал эту молодую женщину в брюках. В первый раз в жизни он сталкивался с такой необыкновенной особой.

— Доктор Хайтауэр, — сказала она, — если бы вы не пришли, профессор бы выжил?

— Он бы умер от потери крови, и вы бы так и не узнали, что с ним случилось.

Слезы наполнили ее невероятно голубые глаза, и Фарадей почувствовал, что дьяволы из Запрещенного каньона, поселившиеся в его голове, вдруг опрокинулись со своих насестов.

В качестве срочной терапии Фарадей предписал давать профессору стакан молока каждый час и немного простой овсянки. Аспирин он велел тут же убрать из палатки и регулярно давать ему на исследование ночной горшок. Его смущало, что ему приходилось говорить с таким нежным созданием о таких неделикатных вещах. Фарадею хотелось выглядеть настоящим джентльменом, но в первую очередь он был врачом, а жизнь профессора висела на волоске.

Однако она не испытывала никакой неловкости, и он подумал, что такова натура женщины, которая носит брюки.

Фарадею приготовили кровать в палатке, где хранилось продовольствие, и когда Элизабет за это извинилась, он ответил, что это его совсем не беспокоит. Путешествуя по свету, он спал и в худших условиях, и потом, он заверил ее, здоровье профессора Делафилда — его основная забота.

— Профессор Делафилд? — спросила она, когда луна еще не взошла и они стояли, освещенные светом фонаря.

— Представитель индейцев в Сан-Бернардино сказал мне, что профессор Делафилд ищет пиктографии в этой местности. Я просто полагал…

— Представитель был прав, доктор Хайтауэр. Но ваш пациент — профессор Кин.

— Тогда кто…

— Доктор Хайтауэр, — сказала она, смеясь, — профессор Делафилд — это я.

Профессор Кин постепенно поправлялся. Фарадей прибыл как раз вовремя, еще можно было остановить кровотечение и повернуть ситуацию вспять. Элизабет сидела у кровати пожилого человека днями и ночами. Ее преданность профессору заставляла Фарадея вспоминать дорогую его сердцу Моргану, он представлял, как он сам через двадцать лет, возможно, будет умирать, сломленный какой-то болезнью, а его любимая дочь будет умолять чужого человека помочь им. Когда профессор, наконец, уже мог сидеть на кровати и даже есть вареные яйца, Фарадей удивлялся, что у него сохранились способности лечить, а он уж думал, что они исчезли. В тот день, когда профессор Кин уже мог выйти из палатки и прогуляться на свежем воздухе, Элизабет сказала Фарадею:

— Я не знаю, что бы я делала, если бы вы не пришли. Профессор Кин очень дорог мне. Вы посланник Божий для нас.

Фарадей подумал: странно, когда о мужчине, которого мучают демоны, говорят, что он посланник Божий. Ее слова немного облегчили его бремя.

Когда кризис миновал и профессор Кин был уже в безопасности, Фарадей смог рассмотреть повнимательнее замечательного человека — профессора антропологии, который действительно читал лекции в университетских аудиториях. Его знакомые ученые дамы не были похожи на это гибкое и хрупкое, с тонкой талией, создание, чьи волосы струились, как завитые солнечные лучи, а глаза сияли, как альпийские пруды.

И она носила брюки.

Элизабет объяснила, что профессор Кин был ее наставником и всячески поддерживал ее в стремлении стать профессором университета.

— Мой отец был против того, чтобы я шла в мужскую профессию, он считал, что это сделает меня бесполой и в итоге просто погубит мою жизнь. Он отказывался общаться со мной, пока я не поумнею — выйду замуж и нарожаю детей. Моя мать, конечно, была на его стороне, она ему во всем подчинялась. Вот вам яркий пример: конечно, мой отец против того, чтобы женщины принимали участие в голосовании, но при этом он четко заявил, что, даже если девятнадцатая поправка пройдет, он укажет моей матери, где сделать пометку в ее бюллетени.

Они сидели у костра и грелись в лучах теплого послеобеденного солнца. В это время остальные члены группы работали в каньоне, ведя записи индейских пиктографий, а профессор Кин спал в своей палатке. Пока они разговаривали, ему пришлось отвести взгляд от коротко остриженных белых волос Элизабет с модной завивкой, которую женщины лишь только начинали носить. Он знал это потому, что как-то Беттина решила идти в ногу со временем, срезала свои локоны, сделав себе, как она это называла, женскую стрижку. Но, увы, прическу свояченицы нельзя было назвать прелестным зрелищем, а Элизабет выглядела просто обворожительно.

— Фарадей, — сказала она задумчиво, — интересное имя.

— В нем есть определенная ирония. Я не приверженец науки. Я откровенно не доверяю науке и ее стремительному прогрессу в сегодняшнем мире. И при этом, благодаря моей матери, Фарадей в девичестве, я нахожусь в родственных связях с Майклом Фарадеем, который считается великим ученым своего времени.