Барбара Вуд - Огонь души

— Ничего страшного, он проживет с этим еще много лет. У него сердечная болезнь, которую можно смягчить, если регулярно принимать наперстянку.

— Я не знаю, как тебя благодарить, — сказала Паулина. — Максим — один из моих самых старых и самых любимых друзей. Если бы он умер… — Ее голос задрожал.

Паулина и Селена сидели одни в комнате для приемов рядом с атрием и пили теплое вино с медом. Гости ушли наверх и легли спать, только Юно сидела у постели мужа.

— Максим мог умереть сегодня, — сказала Паулина. — Я видела тень смерти на его лице. Чем я могу отплатить тебе за спасение его жизни?

— Пожертвуй храму Эскулапа на острове в Тибре.

— Ах да, жертва.

— Деньги для жрецов и братьев были бы лучше.

— Как скажешь. Но как я могу вознаградить тебя, Селена?

— Меня ты вознаградила уже сотню раз, Паулина, дав крышу над головой мне и моей дочери.

— В этом нет ничего особенного, — ответила Паулина, стыдясь за свои недавние мысли.

— Нет-нет! Для нас это очень важно, потому что у нас нет денег. У нас не осталось ни одной монеты.

Паулина в ужасе посмотрела на Селену.

— Но… — начала она. — Но куда ты ходишь каждый день? Мне казалось, ты много работаешь.

Когда Селена все рассказала, она с минуту молчала.

— Я не знала об этом, — сказала она. — Я даже не знала, что ты целительница. Андреас ничего не писал мне об этом.

— Ты получила письмо от Андреаса? — спросила Селена.

— Да, на прошлой неделе.

Селена почувствовала укол. «Он знает, что я здесь, и все же не написал мне. Да и почему, собственно, он должен мне писать?» — думала она. Связь с ним была прервана. Он вернул ей розу из слоновой кости.

— Как у него дела? — спросила она. — Он здоров?

— Он немного жалуется на сырость и холод в Британии.

«А когда он вернется в Рим?» — хотела спросить Селена, но промолчала. Андреас писал Паулине, не ей. Новости, которые он сообщал, предназначались не ей.

— Можно задать тебе вопрос? — вежливо спросила Паулина. — Откуда ты знаешь Андреаса?

Селена вспомнила свой шестнадцатый день рождения и загрустила. Ее дни были заполнены работой в храме, вечерами она едва могла думать от усталости, но тоска по Андреасу, боль от его потери никогда не оставляли ее. Ночами он снился ей, а когда она просыпалась, то ее терзало желание, мечта о его прикосновении.

— Я познакомилась с Андреасом много лет назад, — спокойно сказала она. — В Антиохии, в Сирии.

Паулина подняла тонко выщипанные брови:

— Значит, вы уже давние друзья.

— Наша дружба развивалась странными путями. Мы встретились и расстались много лет назад. Прошлым летом мы снова встретились, совершенно случайно, в Александрии.

— Ах да. Но ты молода. Должно быть, ты была еще ребенком, когда впервые встретила Андреаса.

— Мне было шестнадцать. Он научил меня врачеванию. Как и Мера, женщина, которая вырастила меня.

— Значит, ты femina miedica, — удивленно заметила Паулина. Увидев непонимающий взгляд Селены, она объяснила: — Так мы называем всех женщин, образованных в области медицины. У меня есть знакомые среди них. Большинство из них акушерки. Где ты получила образование?

Селена вкратце рассказала ей о годах учебы, которая началась в маленьком домике в Антиохии и закончилась в храме Исиды в Александрии. Но многое она опустила — королеву Лашу, Вульфа, Рани, а также то, что она из рода Юлия Цезаря.

Паулина задумчиво смотрела на Селену, слушая ее. Когда Селена рассказывала о нечеловеческих условиях на острове, о бедственном положении жрецов и о том, что боги не случайно привели ее на этот остров, Паулина вдруг загрустила. Должно быть, прекрасно знать о своем предназначении, думала она. Передо мной тоже мелькнул однажды огонь надежды на будущее. Но теперь и этот свет погас.

— Я завидую тебе, — сказала она.

Селене было этого не понять. У Паулины было все, чего только мог пожелать человек: прекрасный дом, имя, много друзей, жизнь, наполненная развлечениями и радостью. Будто прочитав ее мысли, Паулина тихо сказала:

— Я вышла замуж молодой, и мы хорошо жили с мужем. В прошлом году он умер. Я еще не привыкла к одиночеству. — Она посмотрела на Селену. — Раньше я любила тихие вечера, — продолжала она, — когда я сидела за своим ткацким станком или писала письма, зная, что мой муж рядом, в своем кабинете. Но теперь я прихожу в ужас при одной лишь мысли о вечере и ночи. Темные часы суток тянутся так долго для меня, они так похожи на смерть…

— Отчего умер твой муж? — осторожно спросила Селена.

— Это была ужасная медленная смерть. Его медленно уничтожил рак, — ответила Паулина, — лучшие врачи приходили к нему, но все оказались бессильны его спасти. В конце концов Валерий попросил избавления, и, наконец, Андреас освободил его от мучений…

— Как жалко, — сказала Селена.

Глаза Паулины увлажнились.

— Теперь я заполняю свои вечера весельем. Мне не выдержать одиночества.

— У вас не было детей?

— У нас была дочь. Ее звали Валерия. Она умерла пять лет назад.

Боль Паулины была похожа на камень с острыми краями, засевший у нее в груди. День и ночь он был там, и ничто не могло заставить его исчезнуть. Праздники и гости, вся эта музыка и смех, факелы, которые дарили свет и тепло, за которыми исчезали темные ночи, — все это не могло приглушить боль.

Потому что ничто не могло сравниться со смертью ребенка. Семилетняя девочка лежала на подушках и, улыбаясь, смотрела на родителей, утешая и успокаивая их, пытаясь хоть как-то смягчить боль от предстоявшего расставания. А Паулина видела умирающей не только семилетнего ребенка. Она видела юную девушку, какой могла бы стать Валерия, молодую женщину двадцати лет, мать, которой теперь ей никогда не стать. Много лиц смотрели на нее с белых подушек, и все они были обречены на смерть.

Она смахнула слезу и сказала:

— Мы хотели еще детей, Валерий и я, но почему-то я больше не могла забеременеть. А я так хотела детей… — Паулина остановилась, пытаясь взять себя в руки, вытерла глаза носовым платком. Потом спокойным голосом продолжила: — Когда Валерий умирал, мне пришлось пообещать ему, что я снова выйду замуж. Но мне уже сорок, Селена. Теперь я уже слишком стара, чтобы родить ребенка.

— Ты могла бы взять кого-нибудь на воспитание.

Паулина покачала головой:

— Валерий тоже хотел этого. Он хотел взять ребенка его дальних родственников, которые погибли во время пожара в театре, но у меня не хватило на это сил. Валерий умер незадолго до этого. А я хотела собственного ребенка. Из моего собственного чрева.

Селена прислушалась к треску поленьев в камине и подумала, какой странной бывает норою судьба, правившая жизнью людей. Она вспомнила Фатму, ни за что не хотевшую ребенка, которого девять месяцев носила под сердцем. Ей она смогла помочь. Но как помочь Паулине? Удивительно, что ей вспомнилось вдруг то, что она однажды видела в Персии и как объяснила ей Рани, было на Востоке обычным делом. Она почему-то вспомнила, что у бездетных женщин, когда они прижимали к груди осиротевших младенцев, действительно появлялось молоко.