Барбара Вуд - Семь демонов

Она встала с кровати Рона, затянула потуже пояс своего халата и, сев рядом с Марком, взяла его за руку:

— Пожалуйста, примите успокоительное. У вас совсем расшатались нервы.

— Нет. — Марк изо всех сил старался взять себя в руки. Он несколько раз глотнул воздуха и медленно, с шумом выдохнул. — Это просто последствия первого шока от увиденного… Я уже пришел в себя. — Он схватил ее руку и, пытаясь ее успокоить, улыбнулся. — Не беспокойтесь обо мне, Жасмина.

— И все-таки я беспокоюсь, Марк. Я просто не могу иначе.

Он посмотрел в ее темные глаза, а когда она прислонилась к нему и он почувствовал тепло ее тела, ему стало намного лучше.

— Вы очень мужественная, — прошептал он. — Вы единственная из нас, кому удается сохранить трезвую голову, хотя вам и приходится разрываться между больными, делать уколы, приводить в чувство впавших в истерику. А ведь все должно было бы быть совсем иначе. В подобной ситуации вполне вероятно было бы ожидать, что это вы потеряете самообладание, а я буду тем мужчиной со стальными нервами, который станет Вас успокаивать.

Он замолчал, и они посмотрели друг другу в глаза. В палатке было слышно, как Рон все еще возится на улице со штативами.

— Мы сделаем вот что, Жасмина. Завтра утром я созвонюсь с Каиром. А потом я лично буду охранять гробницу. Мы с Абдулой справимся с этим. Вы же с Роном тем временем доставите Холстидов и тело Хасима в Эль-Минью.

Она решительно затрясла головой:

— Нет, Марк. Я вас здесь не оставлю. К тому же я не верю, что правительственные чиновники и полиция смогут нам помочь. Здесь мы имеем дело с какой-то сверхъестественной силой, которая безраздельно властвует над нами.

Он стиснул ее руку:

— Мне очень жаль, Жасмина, но я не могу остановиться на полпути и уехать.

— Тогда я тоже останусь.

В глубокой ночной тишине были слышны ругательства и проклятия Рона, который расставлял по всему лагерю камеры на штативах. К основному проводу он привязал тонкую проволоку, которую пропустил затем между палатками. То и дело он щелкал вспышкой, не переставая что-то тихо бубнить про себя.

— Если вы так боитесь, — спросил Марк, — почему же вы тогда хотите остаться?

Жасмина раскрыла было рот, но тут же отвернулась. Марк погладил лежавшую в его ладони маленькую руку и сам удивился внезапно нахлынувшим на него чувствам. С Нэнси у него не было ничего подобного, ни разу, даже в самом начале. Он встретил Нэнси в тот период своей жизни, когда у него никого не было, ни друзей, ни семьи. Он как раз заканчивал тогда свое связанное с лишениями и радужными надеждами обучение. Так как ему приходилось не только учиться, но еще и зарабатывать себе на жизнь, то у него не хватало времени не только на развлечения и подружек, но и на мимолетные знакомства. Только когда он получил звание доктора и приглашение поехать в Асуан, он понял, что готов связать свою жизнь с какой-нибудь женщиной. Теперь он спрашивал себя, удивляясь тому, насколько сильно притягивала его эта удивительная женщина, что было бы, если бы он встретил тогда кого-нибудь другого, а не Нэнси, и неужели он стал бы считать это тоже любовью.

— Знаете, Марк, — прошептала она, все еще отвернувшись, — когда я вас впервые увидела, я возненавидела Вас. Я думала, вы такой же, как и все остальные, которые приезжают в мою страну, грабят феллахов и обращаются с ними как с животными. — Она взглянула на него, в ее глазах блестели слезы. — Но вы совсем другой. Вы хорошо относитесь к рабочим и обращаетесь с ними как с людьми. А потом я поняла, насколько велика ваша любовь к прошлому нашей страны, как высоко вы цените наше культурное наследие и что вы никогда не продадите такому человеку, как Доменикос, то, что по праву принадлежит Египту. Моя ненависть начала постепенно проходить и перерастать в уважение, а потом…

— И что потом?

— Я не могу выразить это словами, хотя и чувствую это.

Он взял ее за плечи и повернул лицом к себе:

— Тогда я сам вам это скажу…

— Нет, пожалуйста, не надо, Марк. Не забывайте, что я феллаха! Наши с Вами миры слишком далеки друг от друга. Наши традиции и религии, обычаи и взгляды отличаются. Как-то раз вы спросили меня, почему в общей палатке я сажусь отдельно от мужчин, хотя сама борюсь за эмансипацию египетских женщин. По-другому я просто не могу! Хотя мой разум и требует равноправия, я в сущности продолжаю оставаться феллахой. Во мне слишком глубоко сидят старые обычаи. Я раба традиций!

Слезинка скатилась по ее щеке.

— Может быть, я никогда не смогу измениться, Марк, даже в душе, во всяком случае так сильно, чтобы беспрепятственно любить такого далекого мне человека, как вы. Правда, у меня было бы достаточно проблем и с мужчиной моей культуры. Но я не могу отвергать наши традиции!

Марк с пониманием смотрел на нее. Ему было слишком хорошо известно, что она имела в виду. В Каире у него было много друзей, молодых, образованных и прогрессивных. Но в различных ситуациях Марк сам убеждался в том, насколько глубоко, несмотря на все это, засели в них старые традиции. Когда, например, мужчины собирались за чашечкой крепкого кофе в гостиной, женщины удалялись на кухню. Однажды Марк попытался предложить женщинам присоединиться к мужской компании — тем женщинам, которые изучали в Каирском университете право, медицину, экономику, — но они испуганно отклонили его предложение.

Он нежно погладил ее по щеке, глядя ей прямо в глаза:

— Мы можем изменить старые обычаи, Жасмина.

— Нет! — всхлипнула она. — Это невозможно! вы заметили, как на нас смотрит Абдула, когда мы вместе. Как бы сильно он вас ни уважал, Марк, ему не по душе любые контакты между нами.

— Ты меня любишь?

— Я не могу…

— Ты меня любишь? — Он схватил ее за плечи. — Ответь мне, Жасмина, ответь мне!

У нее из глаз хлынули слезы и заструились по щекам, но она не сдерживала их.

— Марк, я уже не девственница! С тех пор как я год прожила в доме мудира! Теперь ни один мусульманин не прикоснется ко мне, как ты можешь этого хотеть?

Он обнял ее, прижав ее лицо к своей груди:

— Потому что я люблю тебя и потому что хочу тебя. И я надеюсь услышать от тебя то же самое.

Ее хрупкие плечи вздрагивали от испуганных всхлипываний. Потом она сказала неуверенно и тихо:

— Если я даже скажу, что люблю тебя, что из того? Ты скоро вернешься в Америку, и мы никогда больше не встретимся.

Он взял ее за плечи и усадил перед собой:

— Ты поедешь со мной, Жасмина.

Она смотрела на него красными распухшими глазами:

— Я не могу поехать с тобой, Марк. Я решила посвятить свою жизнь заботе о феллахах. Я им нужна, Марк, им нужен кто-нибудь, кто бы им помог. Я не могу отсюда уехать. Они — моя жизнь.

— А что будет со мной? Что я буду делать без тебя?