Сабрина Йорк - Спасенная горцем

Она бросилась ему на шею. Он поймал ее.

– Я тут все обожаю!

– Правда? Тебе действительно нравится?

– Очень!

Она сжала его лицо ладонями и стала целовать, долго и крепко.

– Александр, ты даже не подозреваешь, сколько счастья мне принес!

– Могу только догадываться.

Ханна ахнула и посмотрела на мужа. На красоту его темно-карих глаз, на чеканность черт. Она была потрясена. Действительно потрясена. Потому что любила в нем все. То, кем он был. Кто он есть. Кем станет. Любила всем своим существом. Так, что ныла грудь. Она жаждала сказать это вслух, объявить всему миру, кричать со стен замка, но пока не могла. Чувства были слишком новы. Но она надеялась, что за нее говорило выражение ее лица.

– Ты лучший муж на свете.

На его щеках расцвел розовый румянец. Глаза горели, обжигая ее…

Когда Александр завладел ее губами, поцелуй был исполнен страсти. Ханна ощутила его желание, но не только. Ощутила еще и нечто куда более значительное. Что-то вроде ответного чувства. И она щедро отдавала ему все, что имела.

Слава богу, он догадался пинком закрыть дверь, прежде чем повел ее к кровати, потому что оба совершенно забыли о необходимости в уединении.

Александр уложил Ханну на кровать и снова стал целовать, шаря ладонями по ее лифу, посылая по ее телу волны блаженства каждый раз, когда задевал ее окаменевшие соски.

Она стонала и извивалась под ним, дергая за рубашку, штаны, волосы.

Сплетясь руками и ногами, они лихорадочно рвали друг на друге одежду, пока не остались голыми, хотя это заняло некоторое время, поскольку Александр считал необходимым целовать каждое местечко, открывавшееся его взгляду, а Ханна отвечала так же пылко. И, получая ласки, возмещала их сторицей. Ее ладони гладили его изуродованную спину, а сама она наслаждалась трепетом его плоти, его дрожью. Ханна трогала его рельефные мышцы и едва не теряла сознание от обожания. Она никогда так не желала поглотить мужчину, как сейчас. Она хотела его целиком. Всего.

Их страсть росла по мере того, как он дразнил ее, а она – его. Когда она сжала его член, он замер, оторвался от ее шеи, которую целовал, и посмотрел на нее.

– Ханна…

То ли вопрос, то ли нет.

– Да, Александр.

«Я готова».

Она развела ноги как можно шире, и он лег между ними, мгновенной войдя в нее. При первом же прикосновении она испытала восхитительные ощущения, словно она берегла, ждала, копила страсть для того момента, когда они окажутся наедине. В мгновение ока она оросила его любовными соками.

Он застонал и вошел глубже. Его плоть наполнила ее, растягивая, провоцируя новую волну блаженства. Когда лоно Ханны сжало его, как тисками, Александр снова застонал.

Новый безумный, яростный, сладостный и нежный вихрь наслаждения заставил ее закричать. Каким бы великолепным ни было их слияние, в нем было нечто совсем иное. Более глубокое. И Ханна знала, что именно.

«Любовь».

Глубокая, преданная, беззаветная.

Она понимала его, как никто его понимать не будет. Видела его суть, его душу и любила ее. Любила его, как человека, как мужа, как вождя.

И не важно, что он не болтун. Его тело красноречиво говорило за него. Говорило о том, что он тоже ее любит. По крайней мере, Ханна так думала. Во всяком случае, совершенно точно знала, что он ее уважает, что она ему небезразлична, что он хочет сделать ее счастливой. Она надеялась, она подозревала, что его сердце будет принадлежать ей, пока не перестанет биться.

Александр яростно двинул бедрами, и все мысли вылетели из головы Ханны. Потому что он задел какое-то чувствительное место глубоко в ее лоне, отчего она задохнулась. Экстаз, равного которому она не ведала раньше, обжег ее. Она охнула. Застонала. Сжала его сильнее.

Он тихо зарычал, отстранился и вошел в нее снова и снова, задевая то же самое место. Ханна пронзительно вскрикнула, окончательно теряя разум. Обезумев, словно какой-то демон вселился в нее и украл разум. Она потеряла самообладание. Царапая мужа ногтями, она боролась против его выпадов, разъяренная, обезумевшая, пока не нашла нужный ритм. После этого они двигались уже, как одно существо.

Александр увеличил скорость и мощь выпадов и, задыхаясь, пронзал Ханну жестче, глубже, быстрее. Его плоть набухла, а ею по-прежнему владело безумие. Напряжение между ними возросло до почти непереносимого уровня.

Ханна испытала экстаз первой, взорвалась под ним, дрожа и жалобно крича, сдаваясь под его требовательным натиском. Ее оргазм воспламенил его страсть. Возможно, потому, что она крепко сжимала его, или обдавала жаром, или он больше не мог сдерживаться. Но он на миг оцепенел над ней, ворвался раз, другой, третий и излил в нее семя, наполнив животворным потоком. Она молилась, надеялась, что это семя укоренится, что этой ночью им удастся зачать ребенка. Потому что их слияние было совершенным.

А она так хотела его дитя!

Мальчика, возможно, с копной кудрей, как у Александра, и застенчивой улыбкой. Он будет расти в атмосфере абсолютной любви и безопасности, чего никогда не знал его отец.

Возможно, это позволит исцелить Александра. Возможно, тогда его душевные раны заживут.

Александр не шел, а словно летел по воздуху, когда на следующее утро поднимался в кабинет. Он всю ночь провел в комнате Ханны, где они любили друг друга до самого рассвета. Что-то изменилось между ними. Ему нравилось думать, что она благодарна ему за вновь обставленную комнату, но в глубине души он сознавал, что между ними зародилось нечто более серьезное.

То обстоятельство, что она знала правду о его прошлом, вернее те обрывки, которые он сумел ей рассказать, сняло огромную тяжесть с его плеч. Он жил в страхе. Боялся, что она обнаружит его слабость и это знание уничтожит всякое уважение к нему.

Но все оказалось не так. Узнав о страшном прошлом Александра, Ханна стала уважать его еще больше – по крайней мере, он так чувствовал. И, услышав об этом из ее уст, сразу и безоговорочно поверил.

Каким свободным он себя находил! Каким счастливым! Словно призраки прошлого, омрачавшие всю его жизнь, улетучились, как утренний туман под поцелуями солнца.

Как странно и прекрасно, что с появлением Ханны в его жизни воспоминания о дяде потеряли всю власть над ним. Он даже понял, что ему стало легче говорить. Когда Александр по пути в конюшню, куда шел проведать Бруида, жизнерадостно поздоровался с Фергусом, управляющий подпрыгнул и уставился на хозяина, словно доспехи в вестибюле внезапно разразились песней.

Александр разбудил бы Ханну и взял ее с собой, но он очень уж утомил бедняжку ночью. Поэтому он оставил на подушке записку, чем, возможно, рассердит ее. Она будет сердиться, пока не прочитает все, что он написал.

«Приходи ко мне», – попросил он и надеялся, что это будет скоро. Если Ханна не появится к тому моменту, как он разберет почту, он намерен вернуться в их покои и разбудить ее. Мысль об этом наполнила его восторгом и еще более твердой решимостью.