Энни Берроуз - Спасение у алтаря

Она заслуживала иметь достойного мужа, который смог бы защитить ее, а не бесполезного калеку, способного лишь навлечь беду на тех, кто рядом!

Но самое главное, Дебора заслуживала быть рядом с мужчиной, который не был бы ей противен, который мог бы обнять и успокоить ее, а не с тем, чье прикосновение вызывало одно лишь отвращение.

Роберт не хотел оставлять ее одну. И вместе с тем думал, что она бы никому не пожелала рассказывать о своих мучениях. Ведь это все равно, что заново пережить весь этот ужас. В Испании ему случалось видеть женщин, изнасилованных французскими солдатами. В разговоре с другими людьми они старались не упоминать о том, что им пришлось пережить.

В конце концов Роберт вернулся к себе, хотя знал, что не сможет заснуть. Казалось бы, мысль о том, что Дебора спит наверху и ей ничего не угрожает, должна принести облегчение. Но вместо этого его мучения лишь удвоились. Даже если бы он мог предположить, что раньше жена относилась к нему без неприязни, теперь она непременно его возненавидит.

Налив себе бокал бренди, Роберт устало опустился на диван. Понадобилось несколько часов кропотливых поисков в излюбленных притонах Хиксли, прежде чем горсть монет позволила ему раздобыть необходимую информацию.

– Хотите знать, где Хиксли держит женщину? – с хитрым видом спросил один из обитателей Тотил-Филдс. – Бьюсь об заклад, там же, куда он всегда отвозит их, чтобы преподать им урок.

Когда Роберт увидел там Дебору, он чуть не взревел от ярости и боли. Его Дебора, его прекрасная жена осквернена этими подонками! И единственное, что он мог сделать, это стоять и смотреть на нее, понимая, что, если он встанет на колени на этом грязном полу и заключит ее в объятия, он окончательно потеряет самообладание. Но Роберт не мог позволить себе эту слабость. Хиксли оставил охранять Дебору только тех двоих, но в его распоряжении имелась целая банда головорезов, контролировавших территорию, на которую они проникли. Только эффект внезапности дал им некоторое преимущество. Они должны были ворваться туда неожиданно и быстро увезти Дебору.

Увидев, в каком она состоянии, Уолтон и Ленсборо согласились, что не стоит затевать судебный процесс. И хотя одно лишь похищение означало для негодяев виселицу, суд потребовал бы, чтобы Дебора давала показания. И все бы узнали, что с ней случилось.

Абсолютно все.

Поэтому, хотя те два подонка заслуживали виселицы, как никто другой, Роберт не мог допустить, чтобы стыд, пережитый Деборой, стал достоянием гласности.

Он решил, что должен отправить ее из Лондона, как только она придет в себя.

Дебора была слишком прямодушна, чтобы сочинять лживые истории по поводу того, как у нее на лице появились все эти синяки и ссадины. Значит, она не могла ехать в Довкот, где слуги, не знавшие о том, что с ней произошло, начали бы задавать вопросы. Нет, ей будет лучше среди людей, которые знают, что случилось, и помогут ей пережить это.

Уолтон и Элоиза как раз собирались уехать в Вики и оставаться там, пока не родится ребенок. Если бы Дебора поехала с ними, это не вызвало бы никаких вопросов. Что могло быть более естественным для дамы, чем желание поддержать свояченицу в такой важный момент? Все знали, что у Элоизы нет в Англии других родственников женского пола.

Дебора избежала бы вопросов, которые могли возникнуть из-за того, что она не сможет выходить из дома, пока не пройдут синяки. В Вики у Роберта были отдельные апартаменты, куда она сможет удалиться, если бы ей захотелось побыть одной. А леди Уолтон составила бы ей идеальную женскую компанию на случай, если ей понадобится с кем-то поговорить.

Это было лучшее, что он мог для нее сделать.

– Как вы себя чувствуете сегодня? – радостным голосом прощебетала Элоиза, входя в спальню следом за горничной, которая принесла для Деборы завтрак на подносе.

Оцепеневшей. Наверное, так Дебора могла бы описать свое состояние. Она вообще перестала что-либо чувствовать. Как будто все внутри замерзло намертво.

Изобразив на лице любезную улыбку, она ответила:

– О, спасибо, гораздо лучше. Я хорошо выспалась.

Ей показалось нереальным, когда, проснувшись, она обнаружила, что лежит в светлой комнате, наполненной ароматом цветов, на красивой мягкой кровати с чистыми крахмальными простынями под бархатным балдахином. И на ней очередная скандальная ночная рубашка графини.

Ночью Дебора несколько раз инстинктивно тянулась к Роберту, но его рядом не было. А потом она вспомнила, что больше никогда не проснется рядом с ним. Ей показалось, что какая-то страшная тяжесть легла на грудь и она сейчас задохнется. Дебора лежала на спине, смотрела на золотые звезды, вышитые на синем бархате балдахина, прислушивалась к своему дыханию, и постепенно, очень медленно, впадала в прежнее оцепенение. И она была этому рада.

Весь день Дебора старалась держаться, как могла. Она вежливо отвечала на все попытки графини вовлечь ее в разговор. Уступая настойчивым уговорам хозяйки, нехотя принималась за еду, которую ставили перед ней на столик. Когда из комнат Роберта принесли ее одежду, неспешно переоделась. От предложения вызвать к ней доктора Дебора отказалась. Она была уверена, что у нее нет никаких внутренних повреждений. А синяки пройдут сами собой через несколько дней.

В конце концов она пожаловалась, что по-прежнему чувствует себя усталой, и графиня оставила ее одну. Но, лежа на кровати, Дебора чувствовала, что ей не уснуть.

Почему Роберт не пришел? Она знала, что безразлична ему, но разве он не мог хотя бы сделать вид? Хотя бы в этот раз?

Впрочем, зачем ему это делать, если он с самого начала предупреждал, что не станет притворяться или говорить нежные слова в случае, если прямые и резкие лучше соответствуют цели?

День тянулся бесконечно. Время от времени в комнату заходила горничная, которой поручили заботиться о ней. Девушка испуганно таращила глаза, как будто Дебора была бомбой, способной взорваться при любом неосторожном движении.

А Роберт так и не пришел. Не захотел даже посмотреть, как она.

Дебора снова поела и проспала еще одну ночь, правда, на этот раз в своей ночной рубашке. В той самой, которую она взяла с собой из дома в Лондон, а потом в Довкот, а оттуда в Уолтон-Хаус. Рубашка стала почти прозрачной от стирок и порвалась возле подола, когда Дебора случайно наступила на него.

Тихо лежа в удобной постели графини Уолтон, Дебора подумала, что в этом есть нечто символичное. Было время, когда она спала обнаженной в объятиях мужа. А сейчас она спала одна в ночной рубашке, которую носила еще будучи незамужней женщиной.

Она снова осталась одна.

На следующее утро Дебора обнаружила, что не хочет вставать. Всю ночь она крутилась и вертелась, заново пересматривая свои отношения с Робертом и стараясь понять, что она могла бы сделать иначе, чтобы он хоть немного полюбил ее.