Виктория Хэммонд - Искушение Марии д’Авалос

днажды поздно ночью мне было не уснуть, и я включила телевизор, канал SBS. Под аккомпанемент пленительно печальной музыки Вернер Херцог, немецкий режиссер, приятным голосом рассказывал о своем документальном фильме, посвященном итальянскому композитору шестнадцатого века Карло Джезуальдо, принцу Веноза. Фильм только начинался. Пока команда операторов Херцога снимала полуразрушенные, пришедшие в упадок дворцы и брала интервью у неаполитанцев — поклонников Джезуальдо, на экране разворачивалась история самого известного убийства в истории музыки.

Херцог одержим гениальными личностями — мечтательными, одинокими индивидуумами, жизнь которых сложилась трагически. Карло Джезуальдо идеально вписывается в эту компанию. Гениальный композитор, племянник папы римского Пия IV и канонизированного святого Карло Борромео, а последние шестнадцать лет своей жизни — сумасшедший (по крайней мере, по слухам), противоречия в характере и таланте которого достигали шекспировского накала. Совершенное им убийство жены, Марии д’Авалос, и ее аристократического любовника напоминало своими деталями оперу: леденящая кровь смесь холодного расчета с неистовством. Последствия этого убийства были не менее драматичны.

Однако фильм Херцога включал в себя дразнящие воображение фрагменты другой, не менее захватывающей истории о Марии д’Авалос — о легендарной красоте этой женщины, трех ее мужьях, романе с «самым красивым и совершенным дворянином в Неаполе» и о классическом южноитальянском убийстве на почве ревности, оборвавшем ее жизнь. Кем была эта неаполитанка, о которой повествует фильм Херцога «Смерть на пять голосов»? Действительно ли она позировала Леонардо для «Моны Лизы», как предполагает режиссер? Когда я позднее стала собирать материал об этой истории, появились новые интригующие загадки. Почему, например, любовник Марии носил ту же фамилию Карафа, что и ее первый муж? И важно помнить, что город Неаполь при жизни Марии д’Авалос был столицей огромной испанской империи, центром яростных войн между французами и испанцами за господство на итальянском полуострове, вспыхивавших на протяжении трех столетий. Какую роль сыграл в жизни Марии Неаполь — в то время самый богатый и опасный из городов? Выбора не было — кроме как попытаться узнать, не осталось ли спустя четыре века каких-нибудь следов Марии д’Авалос.

Только в Италии я могла найти то, что искала. Великолепные дворцы, замки и церкви, где разыгрывалась драма жизни Марии и ставшие декорациями для нескольких глав этой книги, существуют в Неаполе и поныне. Эти здания простояли более пяти столетий. Посещая их, я будто собирала отдельные кусочки головоломки, всюду встречая щедрых итальянцев, которые снабжали меня фрагментами этой мозаики.

Мои исследования в Неаполе во многом продвигались благодаря ряду случайных встреч. В самый первый день в этом городе я бродила по Спакканаполи, поскольку знала, что Мария д’Авалос жила в этом районе, и зашла в отель, чтобы спрятаться от проливного дождя. Отель находился на четвертом этаже здания, характерного для исторического центра Неаполя. Его темные нижние этажи, сложенные из массивных камней, были возведены в Средние века; полы настелили в эпоху Ренессанса, когда многие из этих зданий превратили в дворцы; на протяжении столетий вносились и другие изменения и дополнения, так что подъем по лестницам таких удивительных сооружений становится своеобразным путешествием во времени. Мне повезло: владельцы этого отеля были архитекторами. Они знали и любили не только историю своего собственного дома, но и многих других в Неаполе, так что с их помощью, а также благодаря знакомству с их другом, прекрасным архитектором Стефанией Савьетти, я всего за несколько дней познакомилась со всеми дворцами в Неаполе, имевшими отношение к судьбе Марии д’Авалос. Благодаря щедрости этих людей и глубокому интересу неаполитанцев к Марии д’Авалос, которая остается легендой города, — говорят, ее дух и сейчас бродит по палаццо Сан-Северо, — мои первоначальные страхи, что я взялась за невыполнимое дело, полностью исчезли.

Огромный дворец д’Авалос, стоящий на холме на берегу прославленного Неаполитанского залива, по сей день является воплощением классического великолепия дворцов эпохи Возрождения, а высокие пальмы придают его фасаду характерную южноитальянскую экзотичность. Однако, когда оказываешься внутри, сразу видишь, какое опустошительное воздействие оказали на него прошедшие пять веков. Я беспрепятственно преодолела несколько пролетов мраморной лестницы, пока не оказалась на широкой площадке перед последним этажом. Перила и балюстрады уже давно остались позади, однако помедлить меня заставило не их отсутствие. Я замерла, вглядываясь в пустоту, окружавшую лестницу с обеих сторон, — за границей светлых мраморных ступеней не было ничего, кроме зияющей тьмы.