Сантьяго Мората - Тень фараона

Руки и ноги у меня горели, а легким было больно при каждом вдохе, воздуха для дыхания не хватало, чтобы хоть немного прийти в себя перед встречей с очередным врагом. Когда я давал отпор нападавшему, мне хотелось набрать в легкие побольше воздуха, но очередной хетт мешал мне это сделать. Если я не отдохну, то паду и лопну от чрезмерных усилий, как старая лошадь.

Вокруг все было залито кровью. Врагов почти не было видно. Я огляделся, и мне показалось, что это сон. Никаких войск больше не было, только отдельные люди, убивавшие друг друга среди груд тел. Невозможно было различить на головах ни волос, ни бород, все было красного цвета, приходилось все время быть начеку, потому что меня внезапно атаковал какой-то бритый солдат. Сражение, можно сказать, закончилось, но поединки продолжались из‑за какого-то невероятного упоения кровью, этим темно-красным цветом, который проникал внутрь тебя и будоражил, и подстегивал ярость, заставляя забыть обо всем, кроме поисков еще одного врага.

Ко мне приближалась группа людей. Я, задыхаясь и мучаясь из‑за приступов тошноты, не видел, как они подходили. У меня уже не было сил, а передышки между стычками не хватало, чтобы унялись боль в груди и жар в руках.

Я все еще продолжал наносить удары и резать, пока в какой-то момент на меня не опустилась чернота, и, ничего не сознавая, я покинул этот мир.

Я пришел в себя под каким-то странным навесом: на нескольких коротких палках была растянута плотная ткань, плохо защищавшая мое тело от ночной сырости. Это уже потом я понял, что она служила скорее для того, чтобы замаскировать меня.

Я был один. Очевидно, кто-то вынес меня с поля боя. Я сразу же подумал о Суре, потому что в мире больше не было никого, кто был заинтересован в том, чтобы помочь мне.

Я подвигал руками и ощутил боль. Поднялся – и не увидел ничего, кроме ночи.

Хотя все тело болело, я осознавал, что жив. Свежесть ночи вернула жизнь телу, которое впитывало ее, словно губка, – так ему не хватало жизненной энергии. Осматривая свои раны, я не мог не радоваться тому, что остался в живых, слезы благодарности доброму Суру выступили на моих глазах.

– Благодарю тебя, Эхнатон, что ты не оставил меня! – прошептал я.

Я пытался определить, где нахожусь, привыкая к ночной темноте, и вдруг услышал шум.

Приближалась колесница.

При мне из оружия оставался только кинжал, закрепленный на правой ноге. Я вытащил его и, подобрав несколько камней подходящего размера, положил рядом с собой. Вот ирония судьбы: быть спасенным только для того, чтобы какой-то сбившийся с пути дозор прикончил меня или взял в плен! Я не желал подвергаться такому унижению, поэтому собрался с силами, напряг мускулы, которые отозвались резкой болью на это усилие, и заметил, что некоторые из ран открылись.

Колесница была уже рядом. Она возвышалась надо мной. Я схватил самый большой камень и бросил его. Возница не ожидал этого, но его предупредил командир и он вовремя пригнулся. Камень чуть было не задел его голову.

С проклятиями я правой рукой схватил кинжал, собираясь отчаянно бороться, хотя бы и без всякой надежды спастись, и вдруг услышал:

– Так-то ты встречаешь друзей? Надо было оставить тебя там, где ты валялся, словно ненужный хлам.

Я был так ошарашен, что сначала не узнал голоса.

Из колесницы выпрыгнул человек и уверенно направился ко мне. Я все еще был настороже; переложив кинжал в левую руку, я опустил правую, как учил меня Сур, пока человек не приблизился настолько, что я различил его черты.

– Джех?

Он обнял меня. И мы оба зарыдали, как дети.

Он знáком показал, чтобы я сел в колесницу, – находиться здесь было небезопасно. Я посмотрел на возницу, без слов прося у того прощения, и выдержал его презрительный взгляд. Он не понимал, почему оказывают помощь врагу.

Мы ехали молча около часа и остановились у холмов. Там мы сошли. Принц Джехутихотеп отдал какой-то приказ на непонятном мне языке, и возница принес еды и бурдюк с водой. Я догадался, что ни тот ни другой не участвовали в битве, потому что колесница была забита оружием. Мы сели, и я так обрадовался воде, словно это было изысканнейшее блюдо из всех, какие мне когда-либо доводилось пробовать.

– Дорогой мой Пи! Мои шпионы донесли, что есть рота, которая называется «Слава Атона», и у меня не было никаких сомнений, что ею командуешь ты, но бой был таким кровавым, что я не надеялся увидеть тебя живым.

– Ты сражался за меня со своими же солдатами?

– Мне это ни к чему. Мой добрый Баалат сделал это за меня. – Он посмотрел на меня с некоторым превосходством. – Каждый должен делать то, чему его обучали. В моем случае – думать, что должны делать другие, и требовать исполнения своих приказов. Я скромнее тебя, друг мой, желающий охватить все.

– Как ты смог заметить меня среди стольких трупов, в сумятице боя? Последнее, что я помню, – это как оказался перед несколькими хеттами. Я должен был уже умереть.

Джех лукаво ухмыльнулся. Он дотронулся до головы. Сначала я не понял, но, подняв руку к тому же месту на своей голове, ощутил укол боли и сразу отдернул ее.

– Ты меня стукнул?

Джех расхохотался.

– Теперь мы квиты! Ты ведь запустил в меня камнем.

Я рассмеялся и разжал кулаки.

– Ты едва держался на ногах и находился там, где было больше хеттов, поэтому вряд ли узнал бы меня. Казалось, ты одержим демонами. – Он подмигнул мне. – Кровь пьянит сильнее вина.

– Спасибо тебе.

– Как я уже сказал, мы теперь квиты. Однажды ты меня спас.

– И что будем делать?

– Расстанемся, и каждый пойдет в свою сторону. Но сначала поешь. Ты выглядишь неважно.

Я засмеялся, вспомнив, что Джех не сражался. Я посмотрел на его одежду, почти чистую, лишь со следами крови, наверное, моей. Наверняка он испачкался, когда помогал мне забраться в колесницу. Джех понял мой взгляд и посерьезнел. Ему не понравилось, что я счел его трусом.

– Мой долг – не воевать. У каждого свои обязанности, – оправдывался он.

– Согласен. Что можешь сказать о сражении?

Его обычная язвительная усмешка исчезла.

– Хоремхеб очень хорошо подготовился. Хетты были… Мы были так уверены в успехе, что слепо бросались в атаку (несмотря на то что я взывал к здравому смыслу). Ваши четкие действия, а затем обходной маневр уравняли силы.

Я сгорал от любопытства.

– И?

– В этот раз слава досталась вам.

Я вздохнул с облегчением. Джех горько улыбнулся, но не позволил себе держаться как побежденный. Он тут же снова заулыбался и похлопал меня по плечу.

– Я очень удивился, встретив тебя на этой войне.

– Я бьюсь не за мой народ, а за мою царицу.

Джех смотрел на меня, не понимая.

– Ты заслуживаешь того, чтобы знать, – сказал я ему. – Но я говорю это тебе как большому другу, который не может за мной шпионить, хорошо? Нефертити жива.