Кэтрин Куксон - Соперницы

— Как ты думаешь, она могла прочитать у Мэри по губам?

— Нет, определенно нет, во всяком случае, не с кровати. Она поняла бы о чем мы говорили, если бы могла слышать...

Теперь мисс Бригмор посмотрела на Гарри, который только что отвернулся от кровати, и спросила:

— А вы что думаете?

— Ну... — он сильно потер подбородок, прежде чем ответить. — Как я понял, у нее случился припадок из-за того, что она услышала слова Мэри. А она могла это сделать, только если к ней вернулся слух. Похоже, что, потеряв одно чувство, Барбара обрела другое. Может, это кажется притянутым за уши, но так я вижу в настоящий момент всю ситуацию. Нам надо посмотреть, какую линию поведения изберет Барбара, когда придет в себя. Глядите, она шевелится...

Барбара действительно пошевелилась, пытаясь выбраться наружу из-под окружавших ее пластов темноты. Когда она хватала ее, темнота просачивалась сквозь пальцы, как туман, а когда вдыхала, — забивала ей горло, словно комок шерсти, и давила, давила, как будто на Барбару накидывали одеяло за одеялом. Она поняла, что больше не может бороться, и тогда в ее сознании забрезжил свет. Он становился все сильнее, подобно рассвету, пробивающемуся сквозь занавеси на окнах. И чем больше она к нему приближалась, тем ярче он становился. Но теперь ее сковал страх и отчаянно захотелось снова скрыться в темноте, из которой она выплывала, и в голове зазвучал голос: «Нам надо посмотреть, какую линию поведения изберет Барбара, когда придет в себя».

Она слышала абсолютно все, что было сказано в этой комнате, с тех пор, как очнулась тогда, давно, давно. Когда она попыталась сказать им, что слышит, и больше нет необходимости объясняться жестами, то обнаружила, что не может говорить. Но какая разница? Она все равно умерла.

Когда Барбара выпрыгнула из двуколки, она убежала в сумерки, навстречу смерти. Добравшись до реки, хотела лечь в воду, чтобы побыстрее наступил конец. Но упав ничком, она попала на камень, и вода просто обтекала ее. Поднявшись, девушка пошла к середине реки и почувствовала, как грязь засасывает ее. Несмотря на то, что твердил ее разум, тело принялось сопротивляться.

После этого она уже не бежала, а шла, спотыкаясь и падая, снова поднимаясь, и опять падая, взбираясь на холмы. Уже почти совсем стемнело, когда Барбара дошла до шахт, и, забравшись в свое убежище, легла и начала умирать. Но смерть все не являлась, так же, как и сон, и она продрожала почти всю ночь.

Когда Барбара проснулась, дневной свет лился через вход в пещеру, и ей было жарко и хотелось пить, больше всего на свете ей хотелось пить. Она снова то засыпала, то просыпалась, и когда ее глаза открылись в последний раз, вокруг царила ужасающая темнота, и кто-то вдалеке звал ее. Голос едва доносился: «Бар... бара! Бар... бара!». Она ответила: «Я иду», закрывая глаза и понимая, что это уже навсегда.

После этого воспоминания были смутными и путаными. Какой-то мужчина держал ее на руках, как держал бы любовник, но это был не Майкл. Потом она спала, казалось, целую вечность, а когда проснулась, то поняла: ее желание в какой-то мере исполнилось, и она умерла, потому что не хотела больше ни двигаться, ни говорить. Она не двигалась и не говорила, а просто лежала многие столетия и слушала, а слушая, понимала, что все переменились. Ни один из них не остался таким, каким был раньше — ни Бриджи, ни Мэри, ни Дэн. Особенно Дэн, он изменился больше всех — он стал влюбленным. Если бы она не умерла, то рассмеялась бы над этим абсурдом, но в ней не осталось места для веселья, потому что мертвые не смеются.

И все же столетия проходили, и она обнаружила, что может слушать Дэна без раздражения. Его голос был не таким напряженным, как у Бриджи, и не таким стрекочущим, как у Мэри, и это был голос не надоедливого паренька, а мужчины, голос глубокий, добрый и теплый. Это был большой голос, намного больше своего владельца, и все же он нежно касался ее барабанных перепонок. Она слушала, как он рассказывал о Кэти и ее интересах... А потом... потом Мэри принялась болтать о Саре, у которой теперь одна нога, и она ходит с костылем. Барбара уже мысленно вопила, когда услышала слова: «Бен Таггерт сказал, что они поженились в прошлую субботу». В этот момент сам факт женитьбы Майкла на Саре не так много значил для нее, потому что она знала: ему придется это сделать, чтобы некоторым образом расплатиться за ее собственный поступок, за то зло, что она причинила Саре. И сквозь вопли в ее голове все продолжал звучать голос Джима Уэйта, выкрикивающего: «Ты — ведьма! Ты — гадина! Ты ненавидела ее всю свою жизнь».

Да, она знала, что была ведьмой и незаконнорожденной, и ненавидела Сару всю жизнь. И все же теперь в ней не осталось ненависти, даже для тети Констанции. Пустота в ее жизни, возникшая из-за глухоты, теперь поглотилась еще большей пустотой, потому что она не испытывала никаких чувств. Барбара не могла ненавидеть, не могла любить, эти эмоции принадлежали к другой жизни. А в ее теперешнем существовании, для которого не надо было даже вставать с кровати, она ощущала, что рождается заново, появляется на свет из темного мира. И мысли у нее теперь были другие, но они совсем не помогали ей выживать, поскольку постоянно крутились вокруг того, что она плохая. Раз она из семейства Молленов, значит, плохая, и причинит меньше горя, если останется навсегда в этом неполноценном мире.

Сейчас лица вплывали и выплывали из ее поля зрения, а руки прикасались к ней, и она их отталкивала. Ей не нравилось, когда ее трогали. Все ее тело горело, она иссохла, она снова была в пещере на холме.

— Воды. Воды, — выдохнула Барбара.

— Да, дорогая. Да, вот она. — Мисс Бригмор поддержала ей голову, пока девушка жадно глотала воду. — Теперь тебе лучше?

— Да.

— Хочешь попить чего-нибудь еще? — отвернувшись, спросила мисс Бригмор.

— Нет.

— Барбара, дорогая моя, ты слышишь?

Девушка посмотрела в вытянувшееся от удивления лицо мисс Бригмор, но ничего не ответила.

— Ты слышала, ты слышала, что я говорила. Ответь мне, Барбара, скажи, что можешь слышать.

— Я могу слышать. — Слова прозвучали ровно, безжизненно.

Мисс Бригмор быстро повернулась, поискав глазами, куда бы присесть, и Дэн подвинул ей стул, как оказалось, вовремя, потому что она держалась явно из последних сил. Ее туго застегнутый корсаж вздымался, и пуговицы чуть не выскакивали из петель. Все лицо Бриджи светилось от любви и восхищения, когда она смотрела на свое чудесное дитя. Потом она перевела взгляд на Гарри.

Он улыбнулся и ободряюще кивнул ей, и, повернувшись к Дэну, сказал:

— Пошли, парень.

Дэн задержался на секунду, глядя на Барбару, потом последовал за отцом. Мэри, утирая передником слезы, вышла вместе с ними.