Барбара Картленд - Зов сердца

– Я полагаю, миледи, завтра мы все возвращаемся в Рот-Парк.

– О, я рада… я очень… рада!

Она чувствовала себя так, будто ей подарили солнечный свет, будто она способна танцевать в воздухе или долететь до луны!

Ему лучше! Он хочет видеть ее, и они будут вместе обедать!

Лалите очень хотелось выглядеть как можно лучше, поэтому она немного поспала, а затем полежала с открытыми глазами, считая минуты до того времени, когда пора было одеваться к обеду.

Нетти принесла ей платье, которого Лалита еще не видела.

– Его светлость желает, чтобы вы надели его сегодня вечером.

Лалита и представить себе не могла ничего подобного. Она даже затруднялась определить его цвет. Легчайший газ синих и зеленых тонов лежал на серебряной основе. Платье было нежным и воздушно-невесомым. Оно мягко облегало фигуру, так что Лалита сама себе показалась неким эфирным существом.

Пока Лалита рассматривала себя в зеркале, Нетти принесла большую коробку и поставила ее на туалетный столик.

– Его светлость спросил, не наденете ли вы их.

Она открыла коробку, и девушка увидела ожерелье из крошечных алмазных звездочек, необыкновенно изящных.

Нетти застегнула у нее на шее ожерелье, а затем закрепила несколько звездочек в волосах. Лалита надела браслет из таких же алмазных звездочек. Потом она посмотрела на себя в высоком зеркале, в котором отражалась от самой макушки до украшенных нарядной застежкой туфелек, которые удивительно подходили к платью. Это была совсем не та несчастная, худая и перепуганная девушка, на которой лорд Ротвин женился, чтобы отомстить тщеславной и расчетливой невесте.

Первое мгновение Лалита видела только, что ее глаза сияют как звезды, а волосы легким нимбом окружают лицо. Кожа у нее стала белой и упругой, шея округлилась.

– Вы прекрасно выглядите, миледи!

Лалита вспыхнула, услышав комплимент, но тут же мысленно увидела изящную Софи, ее поразительно красивое лицо, синие глаза, золотые волосы, розово-белую кожу. Бесполезно, подумала она, надеяться, что лорд Рот-вин сможет когда-нибудь восхищаться ею, ведь у него есть Софи. Но, может быть, он будет еще какое-то время добр к ней… хотя бы из жалости.

Лалита любила лорда Ротвина, она хотела его видеть, и самым трудным для нее было заставить себя не броситься бегом ему навстречу.

Лорд ждал ее в зале. На нем был парадный сюртук, а узел его белого шейного платка являл собой шедевр элегантности. Он заметно осунулся и похудел, но от этого стал даже привлекательнее, чем прежде.

Лалита подошла к нему, не спуская с него глаз и пытаясь отыскать слова, чтобы сказать, как рада она, что он поправился. Лорд Ротвин воскликнул:

– Наконец-то я знаю, как назвать цвет ваших волос!

Она с удивлением посмотрела на него, а он продолжил:

– Это лунный свет на воде!

На мгновение Лалита смутилась и покраснела. Лорд Ротвин поднес ее руку к своим губам.

– Простите меня, – произнес он, – я должен был прежде всего сказать вам, как я рад вас видеть!

– Вы поправились? – тихо спросила она.

– Врачи считают, что я образцовый пациент!

Она хотела спросить, почему ей не позволяли видеться с ним, но, прежде чем она сумела произнести свой вопрос, лорд Ротвин снова заговорил:

– Отдых пошел вам на пользу, я в этом и не сомневался. Вы выглядите совершенно по-другому, по-моему, вы даже немного поправились.

– Намного! – засмеялась Лалита. – Почти на четыре фунта!

– Поздравляю вас!

У нее возникло странное чувство, что их губы произносили совсем не те слова, что говорили их сердца друг другу. Ей трудно было поднять на него глаза. Странная, легкая, счастливая дрожь пробегала по ее телу. Было трудно говорить, трудно дышать, только удивительное воспоминание о том, как голова лорда Ротвина касается ее груди, наполняло все существо девушки.

– Нам многое надо сказать друг другу… – проговорил он, но в этот момент дворецкий объявил, что обед подан.

Что им подавали, Лалита не помнила.

Все затмевали волнение и радость, которых она не ведала прежде. Счастьем было просто сидеть подле него и слышать его голос.

Стол был украшен орхидеями; одна перемена блюд следовала за другой. Еда подавалась на серебряных тарелках с фамильным гербом.

После обеда, когда они вернулись в зал, лорд Ротвин сказал:

– Я знал, что драгоценности подойдут вам. Они принадлежали моей матери. Она говорила мне, что, когда была молода, это были ее любимые украшения.

– Они прекрасны! – сказала Лалита. – Очень любезно с вашей стороны разрешить мне надеть их.

– Это мой подарок вам! – спокойно произнес лорд Ротвин.

Она посмотрела на него с удивлением, а он добавил:

– У меня для вас есть и другой подарок.

– Но вы… не… должны… я… имею в виду… вы… не можете… – Лалита запнулась.

– Я хотел бы отблагодарить вас за вашу заботу обо мне. К тому же, если бы не вы, возможно, мои раны были бы куда серьезнее.

Лалита задрожала при страшном воспоминании, и он поспешил сказать:

– Не стоит больше ни говорить, ни думать об этом. Нам надо обсудить много других вещей.

Лалита немного застенчиво проговорила:

– Не… знаю, как… благодарить… вас. Но и у меня для вас есть подарок.

– Для меня? – спросил лорд Ротвин с удивлением.

– Не особенно ценный, – ответила Лалита, – но я надеюсь, что он будет вам приятен. – Она достала из ящика секретера бумаги, которыми занималась всю прошлую неделю. – Я восстановила стихотворение лорда Хадли, – сказала она, – мне пришлось домыслить лишь несколько слов, которые не очень важны. – Лалита развернула бумагу, которую держала в руке, и мягким голосом прочла:

– Как хорошо, что вы восстановили его, – сказал лорд Ротвин. – Лорд Хадли выражает себя в нем весьма красноречиво.

– Возможно, он и не Байрон, – улыбнулась Лалита, – но я представляю себе, как эти строки взволновали ту, которой были адресованы.

– Вы думаете, ее сердце позвало его? – тихо спросил лорд Ротвин.

Почему-то она не сразу нашлась что ответить, и он проговорил уже другим тоном:

– Теперь позвольте мне вручить вам еще один подарок, взамен тех восхитительных набросков, что вы сделали для меня.

– Я хотела… позабавить вас.

– Вам это удалось! Те, что я хочу подарить вам, не рассмешат вас, но, думаю, понравятся.

Он протянул Лалите маленькую папку. Внутри ее оказались три карандашных рисунка.

Первый рисунок был эскиз «Бегущий юноша» Микеланджело.

– Как он красив! Просто невероятно красив! – с восхищением произнесла Лалита.

Следующий рисунок изображал пейзаж, выписанный так детально, что его можно было бы разглядывать часами.