Мари Клармон - Любовь побеждает все

Не говоря ни слова, леди Элизабет одним взглядом отдала приказания слугам и пошла дальше. И в тот момент, когда Ева оказалась в огромном холле и ступила на пол из черно-белых мраморных плит, то поняла, что действительно стала узницей. Но узницей доброты и тех людей, которые в итоге ее спасут.

Ева не знала, что об этом думать, и потому просто молча шла вперед мимо огромных окон, выходивших на безупречный английский сад. Вскоре они оказались в гостиной, из которой открывался вид на море, увешанное белыми барашками пены.

Ева давно не видела такой красивой комнаты. В этом царстве белых и холодных голубых цветов она чувствовала себя попрошайкой. Ей было страшно садиться на диван в этом ужасном платье, с грубо остриженной головой и темной душой. Она опасалась испачкать полосатый шелк или покрытую изящной резьбой каминную доску. Боялась, что зеркала в позолоченной раме, в которых отражалась хрустальная люстра, и китайский фарфор, аккуратно расставленный на этажерках, потускнеют от ее присутствия.

Но леди Элизабет спокойно и уверенно подвела Еву к креслу и усадила на него, а руки положила на белые подлокотники, украшенные резным рисунком. Фальстаф, воспылавший к ней мгновенной и потому очень странной любовью, тут же лег рядом и положил голову на ее ноги.

Его прикосновение словно приковало Еву к реальности. И это было хорошо, потому что ей то и дело казалось, что все это только сон.

Ева села на самый край французского кресла, боясь запачкать его. Оно выглядело так изящно, словно было сделано из сахарной ваты. Два года подряд Ева видела только темные коричневые комнаты и грубые кровати. Эта роскошь давила на нее, заставляла еще больше нервничать.

Леди Элизабет расположилась в кресле в стиле ампир, обтянутом шелком цвета слоновой кости. Ее юбки легли на пол, закрыв позолоченные ножки. В эту же секунду в гостиную вошла служанка с тяжелым серебряным подносом в руках. На нем стоял чайный набор из того же благородного металла: чайник, молочник и сахарница. Почти прозрачные розовые чашки, украшенные золотыми и красными розами, парили над маленькими серебряными тарелочками, на которых лежали посыпанные сахарной пудрой булочки.

Ева посмотрела на Йена и вдруг ощутила странное желание улыбнуться. Он выглядел, как человек в ожидании приговора — повешения или помилования.

Йен стоял в отдалении и молча смотрел на них. Без пальто его плечи выглядели шире, а сам он — еще больше, словно иллюстрировал поговорку о слоне в посудной лавке. Леди Элизабет, похоже, тоже почувствовала, что такой мужчина, как Йен, может нанести ее гостиной немалый ущерб. Поэтому, прежде чем зайти сюда, она очень настойчиво попросила его снять не только пальто, но и сапоги, и надеть тапочки, украшенные вышивкой. По правилам их можно было носить в спальне, но никак не в гостиной, однако хозяйка дома очень боялась, что Йен запачкает турецкий ковер.

Да, в этой комнате Йен выглядел совсем не к месту. Этому закаленному в боях мужчине больше подходило командование отрядом солдат, чем неуклюже стоять в стороне в ожидании хрупкой фарфоровой чашки с чаем. Но Йен был хозяином этого замка и прилегающих земель. А значит, отвечал за всех, кто тут жил.

Да, Йен правда чувствовал себя так же неловко, как и Ева.

— Анна, поставьте поднос на тот стол, — произнесла Элизабет мелодичным, но твердым голосом.

Служанка проворно водрузила поднос на стол у окна. Тетя Йена встала и, шурша шелковыми юбками, направилась к нему.

— Знаете, мои дорогие, этим летом черная смородина уродилась на славу, — непринужденным тоном проговорила она и принялась раскладывать на блюдца булочки, джем и масло. — Такой сладкой ягоды я еще не пробовала. Дети из деревни хорошо заработали на ее сборе. Хотя, думаю, съели они больше, чем принесли нашему повару, миссис Андерсон.

Ева заерзала, чувствуя себя не в своей тарелке. Но бежать она не могла. Голос хозяйки дома заворожил ее. К тому же у Евы на ногах лежала тяжелая голова Фальстафа. Может, это тоже была часть магии леди Элизабет?

Йен затих, и Еве показалось, что он впервые за эти дни немного расслабился.

Леди Элизабет налила в чашку горячего чая и продолжила:

— Только мой джем поможет вам вспомнить вкус лета в этот ненастный вечер.

Она взяла блюдце и тарелку с булочкой и направилась к Еве.

— Ты должна обязательно попробовать это. Не обижай тех детей, которые трудились, собирая ягоды летом.

Ева сжала зубы и вцепилась в подлокотники кресла. Эта женщина была колдуньей. Хоть и доброй, но настоящей колдуньей, которая завораживала голосом и взглядом.

Несмотря на то что Ева почти несколько дней не принимала настойку, есть ей совсем не хотелось. Но она точно знала, что ее рука против воли поднимется и примет тарелку с едой из рук леди Элизабет.

Предательское тело так и поступило. Это было невероятно. Ей показалось, что Йен удивленно воскликнул. А леди Блейк мило улыбнулась, словно и не подозревала, что одержала над ней победу.

Ева медленно взяла с тарелки булочку с джемом. Она вдохнула сладкий аромат черной смородины, и ее рот наполнился слюной. Да, запах был божественным. К Еве наконец вернулось чувство голода, которое она не испытывала уже много лет.

Страх и нетерпение овладели ей. Она медленно укусила булочку, и рот словно ощутил вкус летнего солнца и теплого, полного любви аромата кухни. Она не выдержала и закрыла глаза от удовольствия.

— Ну вот, — сказала леди Элизабет, — вкусно, не правда ли?

Ева кивнула и стала медленно жевать, наслаждаясь каждым кусочком. Но когда она проглотила угощение, то поняла, что больше не голодна. Фальстаф поднял голову и стал принюхиваться, явно надеясь, что ему тоже что-нибудь достанется. Ева не выдержала и улыбнулась. Ей захотелось дать псу остаток булочки, но она сдержалась, посчитав, что это шокирует хозяйку дома.

— Спасибо, — сказала Ева.

Леди Элизабет забрала у нее тарелку, взяла булочку и, словно прочитав мысли Евы, кинула кусочек Фальстафу. Пес схватил его на лету и проглотил, урча от удовольствия. Ева взглянула на него, и с ее губ сорвался смех. Это так поразило Еву, что она едва успела заметить, что хозяйка подает ей в руки чашку с чаем.

Леди Элизабет скрестила руки и сказала:

— Это мой лучший «Эрл Грей», отличное лекарство от такой ужасной погоды.

Еве показалось, что она чуть не сказала «от такой ужасной жизни», но не стала переспрашивать.

— Ты молодец, дорогая. Теперь все будет хорошо.

И когда Ева вдохнула аромат бергамота и улыбнулась жующему Фальстафу, то почувствовала, что еще немного — и она поверит ее словам.

— Все это чистой воды безумие.

Йен пристально смотрел на огонь в камине, словно треск поленьев и танец языков пламени могли подсказать ему, что делать дальше с хаосом, в который превратилась его жизнь. У него щипало ладони. Казалось, стоило взглянуть на них — и он увидел бы кровь Гамильтона, капающую с кончиков пальцев. Изумленные глаза друга опять встали перед ним. В тот миг он понял, что Йен предал его.