Мари Клармон - Любовь побеждает все

— Теперь я должен задать вам несколько вопросов, — сказал Дженнер.

Ева не совсем понимала, что происходит. Ведь доктор именно этим сейчас занимается, разве не так? Однако она подняла голову, показывая, что готова.

— Как ваше имя?

Ева посмотрела на доктора, удивляясь такому простому вопросу.

— Ева Кэри, — ответила она.

— Как звали ваших родителей?

— Марта и Джон.

— Какой сейчас год? — подняв брови, продолжил Дженнер.

— Тысяча восемьсот шестьдесят пятый.

— И… — доктор отхлебнул чая, — в каком мы сейчас городе?

Ева не выдержала и рассмеялась, потом прижала платок к губам и сказала:

— Извините. Мы в Лондоне, конечно.

Доктор мягко улыбнулся, а потом объяснил:

— Это простые вопросы, моя дорогая, но по правилам я обязан задать их. — Он поправил усы и продолжил: — Кто сейчас правит Британией?

— Королева Виктория.

— Ну, вот и все, — добродушно улыбнулся Дженнер. — Мы закончили.

— Да? — Ева удивленно посмотрела на него. — Я не понимаю…

— Моя дорогая, вы не сумасшедшая. И никогда такой не были. Горе — страшная вещь. Нам всем нужно время, чтобы пережить трагедию, а ваша была поистине ужасной. Я подпишу все нужные бумаги, и они будут в особом порядке зарегистрированы в суде и в палате лордов. К обеду вы станете свободной женщиной.

Ева открыла рот, но в итоге закрыла его, не зная, что сказать.

Доктор встал и, поклонившись, заявил:

— Надеюсь увидить вас вновь, когда вы решите выйти в свет.

Наконец она улыбнулась и с чувством произнесла:

— Спасибо. Огромное вам спасибо за все.

Он кивнул и пошел к двери, но вдруг остановился и взглянул на нее.

— Вы ведь почти не говорите о них, да?

— Что? — переспросила Ева. В такой счастливый момент она не вполне поняла, что имел в виду Дженнер.

— Будет лучше, если вы позволите себе говорить. Как можно чаще. Тогда боли станет меньше. И однажды, хотя вам сложно сейчас в это поверить, она уйдет и останется только светлая печаль. — Он помолчал с задумчивым видом, но потом добавил: — Прошу прощения, что вмешиваюсь. Это, конечно, не мое дело, но этот молодой человек, лорд Блейк…

— Да?

— Он испытывает к вам глубокие чувства. И по своему опыту я знаю, что это не скоро пройдет. — Дженнер кивнул, соглашаясь сам с собой. — Подумайте об этом тоже.

И с этими словами он исчез в коридоре.

Ева смотрела на пустой дверной проем. Неужели их особая связь с Йеном была так заметна? Леди Элизабет не раз намекала ей на это. Осмелится ли она отдаться своим чувствам? Сейчас такая вольность казалась ей предательством по отношению к Гамильтону и Адаму.

Но доктор Дженнер считал, что Еве нужно говорить о семье, которую она потеряла, а не становиться мученицей во имя памяти о ней. Это задание пока казалось Еве сродни подвигам Геракла. Ведь она ни с кем не говорила о том, что тогда случилось.

Ева сейчас чувствовала себя гораздо лучше. И дело были не только в том, что ее официально признали здоровой. Выплеснув в словах и слезах свое горе, она словно сняла с себя тяжелый груз.

Впервые за долгое время Ева поверила, что рано или поздно у нее получится стать свободной. Что настанет тот день, когда она не будет плакать при мысли о сыне. Когда поймет, что сделала все возможное, чтобы стать хорошей женой Гамильтону. И тогда она наконец откроет свое сердце для любви.

— Ты свободна, — выдохнул Йен.

От радости у него закружилось голова. Наконец-то. Они оба заслужили эту победу.

Ева ослепительно улыбнулась ему. Ее лицо светилось от счастья.

— Да. Теперь я независимая женщина.

Эти два слова, словно порыв ветра, погасили огонь его радости. Ева говорила правду. Теперь никто не мог указывать ей, что делать и как жить.

— Что такое? — спросила Ева, заметив перемену в его лице.

— Я вспомнил о людях миссис Палмер, — солгал Йен.

Радость в взгляде Евы погасла. Она перестала его обнимать и сказала:

— Мне тоже нельзя о них забывать.

Слава богу, он еще был нужен ей, хотя бы в качестве охраны. Йен понял, что пока был совсем не готов отпустить Еву, позволить ей жить своей жизнью. Может, она всегда будет нуждаться в нем? Как она выживет без него в высшем обществе?

Конечно, Ева еще долго будет рядом с ним. Йен взял ее за руки, их пальцы сплелись.

— Прости, я не хотел портить тебе настроение в такой момент.

Ева подняла на него печальный взгляд.

— Конечно, не хотел. Я не сержусь на тебя.

И все-таки Йен сделал это. На ее лице появилось покорное выражение, и Йен понял, что она готова была опять бояться. И снова ждать. Боже, что же он за животное! Но Йен не лгал: Томас и миссис Палмер были на свободе, Еве угрожала опасность.

— Мы с графом Виндхэмом придумаем, как защитить тебя.

— Может, Томас оставит меня в покое? Теперь у него нет никаких прав на меня.

Йен привлек Еву к себе, наслаждаясь близостью ее хрупкого тела.

— Нет. — Он поцеловал ее в голову. — Это невозможно, он не отпустит тебя. Ведь Томас потратил столько сил, чтобы посадить тебя под замок. Брат Гамильтона — настоящий мерзавец.

— Доктор Дженнер тоже так думает.

— Правда?

— Да, — кивнула головой Ева. — То есть не совсем. По-моему, он назвал Томаса бесчувственным за то, что тот внушал мне чувство вины.

— Он говорил, что ты виновата в смерти Адама?

— Каждый день. Да что там — каждый час. Я многое позабыла, но теперь память потихоньку возвращается ко мне. Боже, в меня влили столько настойки, что удивительно, как я не наложила на себя руки.

Сердце Йена сжалось.

— Ева, ты пыталась. — Она недоверчиво рассмеялась, и Йену пришлось объяснить свои слова: — Томас сказал, тебя поймали садовники, когда ты заходила в озеро.

— Это был очень глупый поступок. Я не смогла бы так себя убить. Если только умерла бы потом от воспаления легких.

— Что это значит? — удивился Йен.

— Я хорошо плаваю. Хотя, возможно, Томас сказал, что у меня в карманах были кирпичи?

Йен еще крепче прижал ее к себе и сказал:

— Ева, ты ошибаешься. Ты не умеешь плавать.

— Нет, умею. — Она сердито посмотрела на него. — Пока вы двое были в Индии, я не сидела целыми днями в спальне, в ожидании вашего возвращения. Я научилась плавать в море, когда последний раз была в Бате.

Это неожиданное признание поразило Йена. Выходит, Томас лгал ему. Но для чего? Что еще затеял этот мерзкий человек?

— А зачем тогда он выдумал такую историю? — решил спросить он у Евы.

— Потому что, как ты сказал, Томас — мерзавец. Завистливый и злой.

Йен вымученно рассмеялся, хотя ему стало не по себе. Это чувство было похоже на то, которое он испытывал перед началом битвы, глядя на опаленное солнцем поле и вражескую артиллерию вдалеке.

Но Йен не стал тревожить Еву дальнейшими расспросами. Сейчас для этого было неподходящее время. Завтра утром он попросит графа Виндхэма разыскать тех двух садовников. Шпион как никто другой подходил для такого дела.