Мари Клармон - Любовь побеждает все

— Прошлое обсуждать ни в коем случае нельзя.

Ева обреченно вздохнула и отодвинулась от него.

— Хорошо, тогда остается погода.

Они словно опять оказались в той карете, которая уносила их от сумасшедшего дома. Их тела, как тогда, были рядом, но души не могли найти путь друг к другу. Йену казалось — один неверный шаг, и они навсегда останутся чужими. С какой стати Еве доверять людям? Даже тому человеку, который ее спас?

Продолжая вести Еву в танце, Йен посмотрел вперед, поверх ее головы. Вокруг вальсировали пары, а он думал о том, что их отношения подошли к самой опасной грани. В этот вечер следовало раз и навсегда решить, будут ли они по-настоящему вместе или разойдутся в разные стороны.

— Мне это не нравится, — сказал Йен ей на ухо. Его голос даже ему показался грубым.

— Что? — Ева продолжала смотреть на замысловатый узел его белого галстука.

Он наклонил голову, его губы приблизились к ее щеке, чуть ближе, чем позволял этикет.

— То, как эти мужчины на тебя смотрят.

— И? — с едва заметной иронией спросила она.

— Никто не должен так на тебя смотреть, кроме меня.

Йен говорил это совершенно серьезно. Желание, чтобы Ева принадлежала только ему, было таким сильным, что он мог думать только об этом.

— И ты не должна поощрять их.

— Поощрять? — эхом отозвалась Ева. Она глубоко вздохнула, отчего грудь в вырезе соблазнительно округлилась. — Понятно.

Йена вдруг поразила мысль, что он, похоже, сказал какую-то страшную глупость, которую к тому же нельзя было обратить в шутку.

— Что тебе понятно?

Лицо Евы исказилось, будто от боли. Она сузила глаза и бросила на него обвинительный взгляд.

— Теперь ясно, какое будущее ты мне уготовил.

— Я не…

— Ты готов спасти меня. Вытащить из любой тюрьмы. Даже воскресить из мертвых, если понадобится. — Слова быстро, словно против ее воли, срывались с губ. — Но после этого ты хочешь поставить меня на полку, как фарфоровую куклу, и только любоваться. А я должна стоять там в одиночестве и ждать тебя. — Ее глаза блестели от слез и злости. — Не зная твоей любви. Твоего тепла. — Ее рот сжался в линию, пальцы впились в ладонь. — Как памятник на пьедестале. Мемориал — в честь погибших. — Ева споткнулась и закончила: — Ты никогда не разрешишь себе полюбить.

Йену стало по-настоящему страшно. Он не ожидал услышать от нее такой гневной, страстной речи, нацеленной прямо в сердце.

— Ева…

— Нет, — прошипела она и отбросила его руки. — Уведи меня отсюда.

Йен хотел обнять ее. Ему вдруг показалось, что если он не сделает это сейчас, то Ева больше никогда не примет его.

— Я думаю…

— Сейчас же. — Она жгла его взглядом, полным отчаяния и ярости.

Ему ничего не оставалось, как согласиться. Стараясь выглядеть как можно спокойнее, Йен медленно повел ее в тихий холл рядом с главным залом.

Голоса и звуки музыки гулом доносились до них. В холле было темно, и когда он остановился перед Евой, то едва разглядел ее лицо.

— Я хочу совсем не этого, — проговорил Йен, ласково заключая ладонь Евы в свою.

Она закатила глаза и спросила:

— Разве нет? Я все эти дни ждала, что ты придешь ко мне. Но теперь мне понятно, что надежда была напрасной. Наоборот, я вижу, что ты все больше отдаляешься от меня. Молча прячешься за нашим прошлым, за мертвыми, которые там остались. Ты согласен жить без любви, но почему-то против, чтобы кто-то другой подарил мне это чувство. — Она вздохнула и в отчаянии всплеснула руками. — Вот в чем дело.

Неожиданно для себя Ева высказала то, о чем думал Йен.

— Я права, да? — спросила она. Ирония исчезла из ее голоса. Теперь все было серьезно, и это не могло не пугать Йена.

— Нет, — быстро возразил он.

— Я вижу это в твоих глазах, — мягко сказала Ева. Она подняла руку, чтобы коснуться его щеки. Но ладонь повисла в воздухе. — Это правда?

Йен молчал. Он не мог лгать, глядя ей в глаза. Ева обреченно опустила руку.

— Ты не хочешь дать шанс нашей любви. Прошлое крепко держит тебя.

Йен не отвечал. Он не мог ничего возразить, потому что это было правдой. Ева покачала головой и продолжила:

— Все это время… Все это время мне казалось, что я никогда не справлюсь со своим горем, а вот ты — справишься. Оказывается, я ошибалась. — Ева криво усмехнулась. — Это ты обрек себя на вечные сожаления о прошлом.

Острая боль белым огнем вспыхнула в сердце Йена.

— Да, это так, — прошептал он. Жестокие слова против его воли стремились сорваться с губ. — И если ты…

— Что? — со злостью в голосе прервала его Ева. — Ты хочешь сказать, что я должна и дальше платить за свои ошибки? Не жить, не любить, не смеяться? — Она шагнула к нему, расправив плечи, гордо вздернув подбородок. — Что ж, я плачу за них. С каждым днем я все больше вспоминаю о том, что было, и эти воспоминания мучают меня. Я помню Гамильтона и сожалею о его недостатках. Я помню сына.

Ева запнулась и положила руки на плечи Йена, не отводя от него взгляд. Дрожащим голосом она продолжила:

— Но пойми меня, я не хочу делать из своей жизни мемориал в их честь. Я хочу жить и любить и заслуживаю того, чтобы рядом со мной появился мужчина, который способен на это чувство. — Она опустила руки и, шагнув назад, добавила: — Ты же хочешь и дальше существовать в холодном мире, который сам себе выбрал, и меня намерен в нем оставить. Но я не позволю тебе сделать это.

Йен протянул к ней обе руки и открыл было рот, но Ева не дала ему ничего сказать.

— Спасибо за то, что освободил меня, — мягко проговорила она, делая еще один шаг назад. — Я этого никогда не забуду.

Ева прощалась с ним. Навсегда. Но это невозможно! Ей все еще грозила опасность. И Йен не представлял себе жизни без нее. Она была его главной целью.

— Ты не можешь…

— Могу, — нежно, но твердо сказала Ева. — Ты дал мне эту силу. И потому я не хочу терпеть рядом того, кто заставляет меня жить с чувством вины. — На одно мгновение взгляд Евы смягчился. Казалось, она была готова передумать, но этот момент прошел. — Даже если я люблю этого человека.

Йен не знал, что делать. Больше всего ему сейчас хотелось схватить Еву, обнять и впиться в ее губы поцелуем. Может, тогда она поймет, что им нельзя расставаться. Но Ева возненавидит его, если он попробует сделать это силой. Слишком часто ей встречались мужчины, которые вели себя с ней именно так.

— А теперь иди, пожалуйста, — сказала Ева. — Отныне я буду жить сама.

Эти слова словно кулаком ударили его в живот.

— А что насчет Томаса и миссис Палмер?

— Я найму охранников, — тут же ответила Ева.

Значит, она уже думала об этой проблеме и нашла решение. Йен едва сдерживался, чтобы не закричать во весь голос, что Ева совершает ошибку, и очень большую. Но у него не было на это никакого права, и к тому же он чувствовал, что его уверенность в собственной правоте начала слабеть. Ева ускользала от него, и как было невозможно удержать песок в ладони, так и Йен не мог оставить ее возле себя. Она хотела любви и настоящей жизни, а у него не было сил дать это ей. Значит, оставалось только одно — смириться.