Джо Беверли - Скандальная графиня

– Вовсе наоборот, – мрачно сказала леди Эрнескрофт.

Разумеется, мать подразумевает именно то, чего боялась сама Джорджия: что она, уличенная в злодействе и опозоренная, примет первое подвернувшееся предложение. Ей захотелось схватить стоявшую поблизости вазу и изо всех сил запустить ею в зеркало. Дрессер крепко взял ее за руку, словно пытался от чего-то предостеречь, но тотчас поднес к губам ее дрожащие пальцы.

– Это отменный отвлекающий маневр, леди Мейберри.

– И на вас лежит большая ответственность за этот спектакль, милорд.

Дрессер улыбнулся:

– Но вы же знаете, что это не так.

– А должно быть именно так!

– Джорджия! – одернула ее мать.

Джорджия развела руками:

– Похоже, мне не оставили выбора. И нам надлежит немедленно подлить маслица в огонь, милорд. Позвольте мне проводить вас до экипажа. – Как только леди Эрнескрофт удалилась, Джорджия заломила руки: – О, это невыносимо!

– И все же нам следовало ожидать ответного удара со стороны мисс Кардус.

– Увы, да. Но я терпеть не могу оставаться в дурах. Однако не вздумайте ради этой ерунды задерживаться в городе. А уж я талантливо разыграю тоску по «возлюбленному».

– Помните: вы совсем не умеете лгать. Я вполне могу слегка задержаться: мне не терпится разобраться с письмом, а еще любопытнее истинная причина пресловутой дуэли. Я полагаю, именно в дуэли корень зла.

– Ну разумеется, – нетерпеливо промолвила Джорджия, – однако вряд ли удастся разузнать нечто новое.

– Вот и посмотрим. Надеюсь, вы расскажете мне обо всем, что узнаете.

Джорджия ненавидела разговоры о дуэли, потому что она выставляла Дикона в дурном свете – ведь тогда он явно был нетрезв и плохо соображал.

– Мой брат Перри знает все, что только возможно, – он тщательно расследовал все обстоятельства происшедшего. Уверяю вас, не может быть ничего такого, чего бы он не обнаружил.

– И все же свежий глаз порой замечает не замеченное прежде, и сторонний наблюдатель может увидеть то, что упустили остальные.

– Тогда от всего сердца желаю вам удачи. Ибо искренне хочу, чтобы меня объявили невиновной.

Она поняла вдруг, что вертит на запястье траурный браслет, и отдернула руку.

– Если есть любая, хоть самая призрачная возможность, я докажу, что письмо – фальшивка, а вы – самая добродетельная жена. И всегда буду на вашей стороне, – пообещал Дрессер.

– Но вы не обязаны…

Тут лакей объявил, что экипаж для мистера Дрессера подан.

Дрессер вновь поцеловал ей руку:

– До новой встречи, леди Мей!

Джорджия посмотрела ему вслед. Ее прелестное прозвище нравилось ей все меньше и меньше.

Дрессер вернулся в таверну «Корона и кошка», где они делили комнату с Томом Ноттоном, и тотчас лег в постель. Когда он проснулся, уже отзвонили к обедне, и Том вернулся, закончив свои дела в городе. Увидев Дрессера, поглощавшего свой завтрак в эдакое время, Ноттон покачал головой:

– Ты погубишь себя.

– Я крайне редко позволяю себе подобные вольности, уверяю тебя, Том. А ты уладил все свои дела?

– Все просто замечательно, – ответил Ноттон.

Однако Дрессер полагал, что главной целью путешествия Ноттона был неусыпный надзор за ним – ведь юристы, ведущие дела Тома, все как один квартировали в Эксетере.

– Как прошел бал? – спросил Том, усаживаясь поудобнее.

– Да, собственно, бал как бал, – солгал Дрессер, надеясь втайне, что Том еще не успел пронюхать про новый скандал, связанный с графиней Мейберри. Было бы совсем хорошо, если бы Том возвратился в Девон, не узнав об их ложном обручении с Джорджией. – Элегантный уютный домик, иллюминация в парке, вполне сносное угощение.

– А что леди Мейберри?

– Она была великолепна в «павлиньем наряде». Впрочем, всю ночь только и говорили, что о политике.

У Тома были типично провинциальные политические воззрения – его волновала лишь неразбериха, царящая в Вестминстере, и разговор сам собой перешел на вполне безопасную для Дрессера почву. Покончив с завтраком, Дрессер в компании Тома отправился прогуляться в Сент-Джеймс – посмотреть дворец, площадь и парк. А пообедать друзья решили в недорогой, но симпатичной закусочной за общим столом.

Дрессеру не терпелось тотчас же начать расследование, призванное доказать невиновность Джорджии, и все же он наслаждался простыми радостями и обществом надежного и степенного Тома Ноттона. И в какой-то момент настолько позабыл о своей миссии, что вздрогнул, заслышав имя Мейберри.

Дрессер взглянул на краснолицего человека в потрепанной одежде. Тот вещал:

– Она вновь взялась за свое. Или, если угодно, ее прошлые прегрешения неотступно следуют за ней.

«Твое-то какое дело, паршивец?»

– Она изумительная красотка, я слыхал, – робко сказал какой-то юноша.

– Далила тоже была ничего себе.

И они затеяли спор о женской красоте и добродетели.

Дрессер опомнился лишь тогда, когда увидел, что Том вопросительно на него смотрит.

– Позже я все тебе расскажу, – пообещал Дрессер и тотчас заговорил о новых лодках, ходящих по Темзе.

Когда они уже направлялись в гостиницу, Дрессер хмуро сказал:

– Просто кто-то раздувает уже остывшие угли, не более того.

Том хмуро смолчал.

– Послушай, это все неправда! Я точно знаю. Ты можешь мне верить.

– А мой брат едва не женился на цыганке, совершенно уверенный, что из нее выйдет добродетельная жена.

– Вполне возможно, так бы оно и вышло.

– Если бы она не стащила столовое серебро перед самым венчанием!

– Я понял твой намек. Однако до той самой злополучной дуэли леди Мейберри была всеми почитаема. Да, возможно, слегка легкомысленна и склонна к разного рода розыгрышам, но никто и никогда не обвинял ее в измене. Всему положила начало та самая дуэль. Если бы граф Мейберри просто расшибся на тех проклятых скачках, она тоже потеряла бы все, но сохранила бы доброе имя. Была бы страдалицей, а вовсе не Скандальной графиней!

– Но Бог судил иначе, – вздохнул Том. – И пал он от руки человека, которого многие считают любовником его жены.

– С какой стати верить в эту дикость? Вот если бы… – Он чуть было не ляпнул «Энни», но тогда ход его мыслей был бы слишком понятен, и он выбрал иное имя – леди Суонсон, добродетельной девонской жены. – …если бы сэр Джеймс Суонсон был убит на дуэли – понимаю, такое трудно даже вообразить, – поверил бы хоть кто-нибудь, что поединок разгорелся из-за леди Суонсон? А поверили бы, что она блудила с победителем?

– Но леди Суонсон не выступала на театральных подмостках в мужском платье!

– Так леди Мейберри… Впрочем, не важно. Это совершенно различные материи.

– Возможно, ты и прав. А как насчет того, что она продавала свои поцелуи по гинее за штуку? А вдруг те, кто верит слухам, знают ее лучше, чем ты?