Вики Дрейлинг - Прихоти повесы

Обогнув лужайку, он зашел к дому с тыла. Сквозь низко расположенные окна можно было заглянуть внутрь, но даже с такой удобной позиции ему ничего не удалось там рассмотреть. Колин стиснул зубы от разочарования, но этим делу все равно не поможешь.

К востоку от имения вела дорожка, когда-то, вероятно, хорошо утоптанная. Впрочем, он не был в этом уверен. Дом его отца располагался меньше чем в шести милях отсюда, между имениями пролегала отличная дорога, но у Колина имелась масса причин редко посещать Дирфилд.

С высокого дуба, стоявшего в отдалении, свисали качели. Может, покойная мать или отец катали его на них. Этого он тоже не помнил. Он вообще мало что помнил из своего детства.

Сухие опавшие листья шуршали под сапогами, от голых берез тянулись длинные тени. Размерами поместье значительно уступало Дирфилд-Парку, но это был великолепный кусок земли. Ему представилось, как арендаторы трудятся на запущенных сейчас полях. Хотя с этим можно не торопиться: ему всего тридцать лет, и он пока не готов остепениться.

Порывистый ветер трепал пелерину плаща, но Колин не останавливался. Наконец впереди показалось сооружение из мрамора, с куполом и четырьмя ионическими колоннами. Добравшись до склепа, он оперся на перила балюстрады и оглядел ступени, ведущие к нему. Двадцать четыре года пролетело. Все, что ему осталось от матери, – вот эта могила и неясные обрывки воспоминаний из детства.

В груди защемило от стыда: Колин не смог припомнить, когда в последний раз был на могиле матери, молился за нее. У него не осталось никаких вещиц на память о ней – только пустота внутри, которую ничто не могло заполнить.

– Ты не останешься в забвении, – хрипло произнес он и, развернувшись, быстро зашагал прочь.

Будь он проклят, если позволит отцу продать место упокоения матери.

К тому времени, когда он въехал в Дирфилд-Парк, солнце село, и особняк, выстроенный в тюдоровском стиле и принадлежавший его семье с шестнадцатого века, стоял погруженным во тьму. В окнах светились только отдельные огоньки ламп, которые слуги разносили по дому. Когда он вылез из кареты, ему в лицо ударил ледяной порыв ветра, хлестнув полами плаща. Один лакей с фонарем в руках пошел показывать дорогу на конюшню, другие занялись его багажом.

Войдя в дом, он передал шляпу, плащ и перчатки Эймзу – дворецкому, который служил его семье все время, сколько Колин себя помнил.

– Милорд, могу ли я позволить себе выразить радость в связи с вашим приездом домой? – обратился к нему старый слуга.

– Конечно, можешь, Эймз, – улыбнулся Колин и, порывшись во внутреннем кармане, вынул маленькую табакерку для нюхательного табака.

– Это мне, милорд? – просиял дворецкий.

– Случайно увидел ее и вспомнил, что ты их коллекционируешь. Эту сделали в Индии.

– Не могу принять ее, милорд: вещица наверняка очень дорогая.

– Сможешь, Эймз. Если откажешься, я буду очень недоволен.

– Тогда ладно, – согласился слуга. – Благодарю вас за подарок, милорд. Поставлю ее на самое видное место, чтобы всегда напоминала о вашей светлости. Итак, ваша комната готова, вещи распакует камердинер. Маркиз с супругой и гостями сейчас в голубой гостиной.

Колин остановился при упоминании о гостях, но, конечно, дворецкого спрашивать ни о чем не стал.

– Спасибо, Эймз.

Он рассчитывал сразу же поговорить с отцом один на один, но теперь, судя по всему, разговор придется отложить до завтра. Звонко печатая шаг на мраморном полу, он двинулся через главный зал.

Девичьи голоса заставили его вздрогнуть.

– Колин!

Вниз по лестнице мчались Бьянка и Бернадетт – его сводные сестры-двойняшки. Когда они накинулись с объятиями, он притворился рассерженным и воскликнул:

– Подождите, вы кто? Куда вы дели моих маленьких сестричек?

Бернадетт закатила глаза.

– Какой ты глупый, Колин!

– Мне страшно моргнуть: вы растете прямо на глазах! – И, рассмеявшись, Колин закружил проказниц.

До этого момента он даже не представлял, насколько соскучился по ним. Они были как зеркальное отражение друг друга, что производило на окружающих ошеломляющее впечатление. Он уже давно научился различать их по маленьким очаровательным родинкам: у Бернадетт она была на левой щечке, у Бьянки – на правой.

Бьянка подняла на него глаза.

– Надолго приехал?

– На следующую тысячу лет.

Сестры засмеялись.

– А у нас теперь есть собака, – сообщила Бьянка. – Нам велели держать Геркулеса на кухне со слугами.

– Геркулес? Должно быть, это здоровенный кобель?

– Нет, не такой уж он и большой, – сказала Бернадетт.

Бьянка хихикнула:

– Папа говорит, что он безобразный.

Колин улыбнулся:

– А вы до сих пор болтаете на своей только вам понятной тарабарщине?

– Уже сто лет как перестали, – надулась Бернадетт. – Следующей весной нам будет по шестнадцать, и мы уже станем готовиться к первому балу.

Колин опять испытал чувство вины: он знал бы об их предстоящем выходе в свет, если бы постарался видеться с ними чаще. Одному богу известно, что еще он пропустил в их жизни. Вне зависимости от трудностей в его отношениях с отцом он не должен забывать, что у него есть сестры.

– Мы еще, конечно, не такие высокие, как Пенни, – заметила Бьянка. – А вон и она.

Оказывается, и Пенелопа здесь? Он поднял голову и увидел на лестничной площадке стройную, высокую девушку со слегка рыжеватыми волосами. Заметив его взгляд, она опустила глаза и быстро скрылась в глубине коридора.

– Пойдем с нами, – потянула его за руку Бьянка.

Когда они поднялись на лестничную площадку, он обратил внимание на брюнетку в блестящем зеленом платье, стоявшую к нему спиной. Его взгляд ценителя женской красоты опустился к округлым ягодицам и, будто почувствовав это, брюнетка обернулась. Что-то знакомое почудилось ему в ее чертах – в коридоре было сумеречно.

Когда он подошел ближе, на него словно снизошло озарение. Колин понял, кто это. Свет искрами вспыхнул на ее черных волосах и пролился на мягкие черты овального, потрясающе красивого лица. Ему показалось, что он пропустил удар под дых. Черт! Именно так было несколько лет назад, когда он попытался поцеловать ее под рождественской омелой. Кроме того, поскольку девица остра на язык, на всякий случай следует всегда оставаться настороже.

Анджелина присела в реверансе с короткой улыбкой.

– Bonsoir, mon ami [1].

Отчуждение делало их скорее противниками, чем друзьями, но они так давно не виделись! Несомненно, она стала еще красивее за это время.

Анджелина протянула ему руку в перчатке, и он склонился над ней, быстрым взглядом оценив ее высокую грудь в низком вырезе платья, но тут же мысленно приказав себе не пялиться туда.

– Полагаю, в Париже у тебя была целая армия поклонников.