Анна Листопад - Суламифь и царица Савская. Любовь царя Соломона

Изумленно и испытующе поглядев на стоящего рядом Соломона, она осторожно поинтересовалась:

– Скажи, Соломон, зачем ты расположил здесь этот жертвенник? Твоя вера не предусматривает подобных языческих обрядов. Но то, что я вижу, говорит мне о многом.

– Ты умна и наблюдательна, царица. Я намеренно привел тебя сюда, чтобы показать, как могут измениться вера и мировоззрение целого народа, когда он находит верную дорогу и припадает к источнику истинной веры! Поверь, я не стыжусь прошлых верований своего народа. Потому и приказал оставить все эти культовые и обрядовые предметы в назидание потомкам. Пусть знают, кому поклонялись их отцы и матери. Настоящее и будущее проистекает из прошлого. И то, что когда-то у иудеев была такая вера, для меня значит лишь одно: истина всегда пробьет себе дорогу! Когда-то иудейский народ, так же как и твой, поклонялись языческим богам: Ашере – великой владычице и праматери всех богов, Астарте – богине любви и плодородия, Балу – богу земледелия, богине – охотнице и воительнице Анатбетэль, а также «войску небесному» – Солнцу, Луне и звездам (Иерем., 8:2; Иезек., 8:16). Когда мы возвели в Иерусалиме Храм для поклонения нашему Богу Яхве, нам пришлось убрать из города все языческие жертвенники. Нельзя было допустить, чтобы Храм соседствовал с ними. Великий Яхве считает это изменой служения Ему. Но часть жертвенников я разрешил оставить. И сделал это по просьбе своей жены египтянки. Мои жены, которых я взял из язычных народов, действительно совершают здесь свои обряды поклонения. Я не воспрепятствую им в этом. Считаю, что они сами должны найти свой путь к истине! – Соломон замолчал.

– Ты мудрый, властный и могущественный правитель, царь Соломон. Только благодаря твоему упорству, мужеству и волевому решению иудейский народ принял иную, не языческую веру. Но не у всех народов это возможно. Для некоторых должна смениться жизнь не одного поколения и родиться столь же властный правитель, подобный тебе! То, что ты сделал для своего народа, приводит меня в восхищение. Но вчера, когда я гуляла вокруг Храма, я увидела, как возле северных ворот женщины оплакивали бога Таммуза. Так они называли его имя. Разве это не подтверждение того, что языческая вера все же неистребима в твоем народе и сильней той веры, которую ты силой навязываешь своему народу? – задала Македа неосторожный вопрос. И тотчас пожалела об этом.

– Царица! Ты гостья в моем дворце. А гостю не подобает высказывать хозяину сомнения в его действиях. Ты же не хочешь, чтобы я посадил тебя на твоего верблюда и отправил восвояси из своего дворца? – гневно спросил у нее Соломон. Глаза его метали искры.

– Не думала, что простой вопрос вызовет у тебя столько гнева, – спокойно отозвалась Македа. – Прошу, не сердись, Соломон. Я не ставлю под сомнение твою веру, я просто пытаюсь ее понять.

Но Соломон уже овладел своим гневом. Он холодно кивнул и миролюбиво продолжил:

– Человек слаб в своих страстях. Я тоже человек. Я погорячился и не сержусь на тебя. Пока ты не пришла к истинной вере, ты блуждаешь в потемках, подобно малому ребенку, потерявшему отца и мать. Но пройдет время, и ты все поймешь. Моя первая жена египтянка почитала зверобогов. Я уже сказал тебе, что не пожелал силой принудить ее к почитанию единого Бога Яхве, потому что был уверен, что каждый человек должен сам найти свою дорогу к единому Богу. Но она умерла, не поняв… – Соломон огорченно вздохнул и замолчал.

Македа тоже молчала, высказывая этим свое почтение его воспоминаниям. Соломон продолжил:

– В память о ней я велел оставить эти капища. Для меня эти жертвенники – всего лишь отголоски недавнего прошлого, – неохотно объяснил Соломон. Он хотел что-то еще прибавить, но осекся. Лицо его нахмурилось, и царь погрузился в свои размышления.

Македа поняла, Соломон что-то недоговаривает.

– Поэтому ты так настойчиво призываешь меня и мой народ отречься от наших богов? Тебе не кажется, что поклонение твоему единому богу самым чудесным и непосредственным образом незаметно вытекает из другого поклонения многим богам, подобно чистой воде бьющего из земли родника? Может быть, со временем и мой народ придет к этой вере. Но не сейчас. Придут иные времена, иные боги… – тихо прошептала Македа, вспомнив слова Гарпократа. Только сейчас поняла она значение сказанных слов.

Но царь Соломон на это только вздохнул:

– Я не могу заставить тебя молиться моему богу. Нельзя повернуть чужую реку вспять, но я надеюсь, что, узнав об истинной вере, ты сама почувствуешь ее правду и силу воздействия на человеческую душу и его поступки.

И если свои дни Македа теперь посвящала обучению езде на колеснице или стрельбе из лука, то свои вечера она обычно посвящала прогулкам по Иерусалиму, игре на лютне, которую привезла с собой, или беседам с царем Соломоном.

И было ей легко и хорошо с ним. «…И беседовала с ним обо всем, что было у нее на сердце. И объяснил ей Соломон все слова ее, и не было ничего незнакомого царю, чего бы он ни изъяснил ей» (3 Цар. 10:2–3).

Покои, в которых беседовали Соломон и его гостья, имели высокие потолки, которые подпирались внушительными разноцветными колоннами и надежно держали хрустальные светильники, осеняющие залу теплым светом горящих лампад. Выложенные разноцветной мозаикой окна были распахнуты настежь. Из них открывался великолепный вид на далекие горы и синюю прозрачную даль.

Царь Соломон обычно восседал на троне из кедра, расположенном в высокой каменной нише, богато отделанной золотом и драгоценными камнями. А царица любила сидеть у подножия его трона на скамеечке, обитой красным бархатом. В дверях стояли высокие стражники с кривыми и острыми мечами в руках.

С каждым разом Македа находила в беседах с Соломоном все большее наслаждение и отдохновение. Мудрость его высказываний, обширность знаний поражали ее. Она следовала по стопам его мудрости, загадывала сложные загадки, которые приготовила для него, но царь без труда разгадывал их. И дивилась царица мудрости его и уму, и любила за это царя всем сердцем.

«И дал Бог Соломону мудрость и весьма великий разум, и обширный ум [3], как песок на берегу моря. И была мудрость Соломона выше мудрости всех сынов востока и всей мудрости Египтян. Он был мудрее всех людей, мудрее и Ефана Езрахитянина, и Емана, и Халкола, и Дарды, сыновей Махола, и имя его было во славе у всех окрестных народов. И изрек он три тысячи притчей, и песен его было тысяча и пять; и говорил он о деревах: от кедра, что в Ливане, до иссопа, вырастающего из стены; говорил и о животных, и о птицах, и о пресмыкающихся, и о рыбах. И приходили от всех народов послушать мудрости Соломона, от всех царей земных, которые слышали о мудрости его» (3 Цар. 4:29–34).