Франсуа Деко - Приданое для Анжелики

Еще через два часа она осторожно входила в квартиру Лавуазье на бульваре де ла Мадлен, дом 243.

— Мсье Антуан! — негромко позвала она, — Мария-Анна! Есть кто-нибудь?

Ни швейцара на входе, ни мебели. Анжелика прошла еще немного, толкнула первую дверь и увидела хозяйку дома, которая сосредоточенно что-то писала.

— Мадам!..

Женщина подняла взгляд, грустно улыбнулась, встала и молча прижала гостью к себе.

— А где все? Ваш муж?..

Мадам Лавуазье вздохнула и отпустила Анжелику.

— Казнен. Месяц назад.

Анжелика охнула.

— За что?

— А за что сейчас казнят? — ответила вопросом на вопрос Мария-Анна. — Заговор против республики. Статья четвертая секции первой уголовного кодекса. Вы-то как?

«Вы-то как?» — про себя повторила Анжелика, привыкая к мысли о том, что мсье Антуана больше нет.

Она вдруг вспомнила, как договорилась с Адрианом о первом фиктивном браке, сидя за одним столом с семьей Лавуазье.

— Потерялись мы с Адрианом. — Анжелика вздохнула. — Вот ищу место, где можно весточку ему оставить да немного переждать.

— Можешь остаться у меня, — предложила мадам Лавуазье. — Дом конфискован, так что могу предложить постель только на креслах и лишь в этой комнате.

Анжелика попыталась обдумать, правильно ли будет остаться, но голова ее совсем не работала. Она отчаянно не хотела покидать это место. Здесь Анжелику хоть кто-то знал.

— Останусь.

Мария-Анна была рада хоть с кем-нибудь разделить свое одиночество. Она целыми днями редактировала первый в мире учебник по элементарной химии, так и не завершенный ее мужем, и очень уставала. Но вчера женщина все-таки съездила в рощу за городом, выкопала заветную папку и привезла ее дю Понам.

Она настояла, чтобы Пьер Самюэль и особенно Элевтер ее внимательно выслушали, и начала объяснять смысл каждого рецепта, особенно деталей, касающихся добычи и очистки селитры. Это длилось почти пять часов кряду.

— Элевтер, это твое будущее. Хорошее, обеспеченное, — заявила Мария-Анна.

— Да, сынок, — мгновенно поддержал ее Пьер Самюэль. — Слушай, что мать говорит.

Многолетний любовник Марии-Анны не был слишком удачлив, но и глупостью не страдал. То, что им только что принесли в дом птицу удачи, он понял мгновенно.

— Уезжайте в Америку, — попросила Мария-Анна, перед тем как уйти. — При первой же возможности отправляйтесь туда.

— Мама! — Сын, резко повеселевший хотя бы потому, что не надо больше ее слушать, обнял Марию-Анну. — Я клянусь назвать свою фирму твоим именем!

— Не надо, сынок. — Мария-Анна поцеловала его. — Будущее не любит призраков прошлого. Назови ее своим именем.

А сегодня ей предстояло посетить собрание своей секции коммуны. Она провела Анжелику в ванную комнату, показала, где здесь что, а уже через час сидела на задней скамье и слушала весь этот республиканский бред.

Секция готовилась к проведению на Троицу праздника Верховного существа. Конвент резко изменил курс и проклял атеизм. Декларация от 7 мая сделала веру в новое божество обязательной для каждого француза.

Сценарий был прописан до деталей. После встречи солнца и Робеспьера в амфитеатре Тюильри предполагалось выслушать две речи вождя, бурно поприветствовать сожжение им какой-то Гидры атеизма и рождение некой Мудрости. Детей, привлеченных к участию в празднике, было приказано поднять до зари и хорошенько умыть.

Девушкам предписали не злоупотреблять пудрой. Глаза им надлежало держать потупленными, а юбкам полагалось быть не слишком короткими. На знаменах, под которыми должны были идти девушки, красовалась надпись «Нас воспитывают в строгих принципах». Основной лозунг мероприятия был таким: «Торжественное приличие».

— Дети будут в фиалковых венках, — зачитывал инструкцию председатель секции. — Юноши — в миртовых, мужчины — в дубовых, старики — в виноградных.

— Где ж столько венков набрать? — загудели ряды.

— Вот это и есть наша задача, — серьезно пояснил председатель. — Отрядим людей в парки. Каждому дому будет свое задание.

Дальше стало еще хуже. Секции предстояло создать свою колонну и влиться в общегородской парад.

— В процессии идут поселяне и матери семейств, каждая из которых прижимает к груди младенца, — громко и требовательно читал председатель. — Юные девушки, несущие к алтарю пару горлиц на фарфоровом блюде, пастухи, ведущие своих барашков на розовых ленточках, толпы легких созданий с колчанами и посохами, словно сошедшие со страниц «Астреи»…

— Чего-чего?

— Попроще нельзя?! Что такое Астрея?

— Это неважно, — отмахнулся председатель. — Вы лучше слушайте. Сами знаете, что нам за неисполнение будет.

Ряды недовольно затихли. Никто не представлял, где в оборванном голодающем Париже взять фарфоровые блюда, барашков, розовые ленточки для них и «толпы легких созданий с колчанами».

— Далее… женщины кормят грудью младенцев, — читал сценарий председатель. — В первую очередь мальчиков.

Марию-Анну толкнули в плечо. Это был активист из соседнего квартала.

— У вас же соседки беременные есть? — горячим шепотом спросил он, косясь на председателя.

— Есть одна. А что?

— Тогда держите постановление. Я так и записываю: с вас причитается одна беременная с мужем.

Мария-Анна взяла бумажку и быстро пробежала ее глазами. Генеральный совет коммуны предписывал каждой беременной явиться к шести часам утра на площадь Свободы вместе с супругом, «которому, поскольку ты беременна, надлежит сопровождать тебя, и на чью руку ты будешь опираться. Ты можешь привести с собою одного ребенка, держа его за руку».

— Бред! — Мария-Анна покачала головой.

— Это еще что. — Активист вздохнул. — Гражданам из одного нашего дома предписали сделать рога изобилия размером с телегу и булками набить. А где они столько булок возьмут? В Париже народ от голода шатает!

Тем временем к трибуне подбежали люди, и там уже разгорался скандал.

— Где я тебе возьму колесницы?! — орал владелец тележного цеха, на которого возложили обеспечение парада колесницами, предназначенными специально для перевозки рогов изобилия. — Вот телег штук шесть я могу выделить.

— Здесь сказано «колесницы»! И не шесть, а восемь! — точно так же вопил председатель коммуны и совал ему в лицо в бумагу. — Ищи, где хочешь! Это уже твоя забота, а не моя!

Тележник выругался и отошел, а председатель повернулся к залу и заявил:

— Граждане, позаботьтесь, чтоб из каждого окна свисали флаги, а на всех тротуарах были рассыпаны цветы!

Зал обмер, а Мария-Анна поджала губы. Это уже был перебор.

— Они совсем сдурели, — пробормотал активист.

Председатель внимательно оглядел зал, кипящий негодованием, потряс перед собой стопкой бумаг и порадовал участников собрания: