Франсуа Деко - Приданое для Анжелики

По коридору затопали, и в окошке появилось пухлое лицо охранника.

Терезия сунула ему крупную купюру, извлеченную из лифа.

— Дай-ка мне лист бумаги. Только скажи, чтоб записку сразу отнесли. Где бы он ни был!

— Комиссару Тальену? — поинтересовался Эмиль.

— А кому еще?! — разозлилась Терезия.

Эмиль ощерился остатками зубов, сбегал за бумагой и пером.

Терезия немного подумала и размашисто написала:

«Я умираю оттого, что принадлежу трусу».

Когда Адриан вернулся из Ингольштадта, дом был пуст, а на земле в саду виднелись отпечатки мужской обуви разных размеров. Он сделал все, чтобы извести эту тварь, но она, уже погибая, извернулась и укусила.

Адриан двинулся по Парижу, накупил газет и начал искать названия и адреса тюрем. Их оказалось больше, чем он думал, и везде прямо сейчас шло массовое уничтожение заключенных. Новенький термин «амальгама» позволял соединять самые разные дела, махом отправлять на гильотину всех.

«Анжелика, где ты?»

Видит бог, он нашел бы способ вытащить любимую, если бы имел хоть какое-то представление о том, где ее держат. Перебирать все тюрьмы одну за другой было просто нереально.

Адриан хорошо понимал, что в списке на уничтожение он сам должен стоять под номером один. Его арестовал бы первый же агент якобинцев, а в тюрьмах их невпроворот.

Ситуация была тем более нестерпимой, что он видел: парижане изменились. После того как Робеспьер указал на существование заговора против республики внутри конвента, каждому санкюлоту стало ясно, что это не просто новый король, а сама смерть, воплощенное зло.

Запах ужаса буквально висел в воздухе. В тюрьмах не прекращались казни. Продлись так еще немного, и в стране просто никого не останется. Только вождь и его народ, судорожно рукоплещущий, живущий под круглосуточной угрозой гильотины.

Да, Франсиско Кабаррюс и те люди, которые его поддержали, намеревались предпринять какие-то шаги, но когда они будут сделаны? Адриан присел на лавочку в парке, еще раз пересмотрел газеты. Все сходилось на том, что эта шаткая конструкция держится на одном-единственном символе, на том негодяе, обожествленное имя которого мелькало на каждой странице всех газет.

Был только один способ вернуть Анжелику и остановить этот кошмар.

Комиссар Жан-Ламбер Тальен получил записку Терезии вечером, когда пришел домой. Он достал бутылку вина, поставил ее на стол перед собой, сел и уставился на крупные буквы.

«Я умираю оттого, что принадлежу трусу».

Тальену было двадцать семь лет, и в его жизни хватало женщин. Он видел смерть, знал страх. Ему нечего было сказать Терезии.

Утром он поднялся со стула, сунул так и непочатую бутылку в шкаф, помылся, сменил белье, тщательно оделся, туго перетянул пояс, примерил, как ляжет небольшой кинжал, и чуть ослабил пояс. Тальен поиграл мышцами, убеждаясь в том, что они сработают так, как надо.

Инициативу следовало перехватить сразу, с самого начала заседания. Вариантов было два: Робеспьер вне закона или же мертв.

Аббат получил известие о том, что совет полным составом выехал в Париж и вот-вот будет на месте, утром 27 июля 1794 года. Это было несвоевременно. Сегодня в конвенте кое-что решалось, но игнорировать визит Аббат не мог. Совет выехал по его душу.

— Спасибо, Модест, — сказал он секретарю.

Тот замер с раскрытым ртом. Он даже не был уверен в том, что хозяин помнит его имя.

— Можешь идти, — отпустил его Аббат, сел за стол и энергично размял кисти.

Отчет, с которым ему предстояло выступить перед советом, обязан был излучать уверенность и спокойствие. У Франции не было иного пути, кроме того, который он собирался прямо сейчас ей предначертать.

Первым делом Адриан раздобыл форму жандарма. Это позволяло ему находиться неподалеку от здания конвента, единственного места, где Робеспьер обязан был появляться каждый день. Адриан не знал, где это существо залегает на ночь, и подозревал, что интересоваться этим небезопасно.

Сложнее было с оружием, но Париж большой город. Денег на пистолет у него хватило.

Еще вчера он исследовал все дороги, ведущие к конвенту, и теперь ясно представлял, что сделает, но едва показался кортеж, Адриан мгновенно ретировался. Робеспьер, и прежде не выходивший из дому без охраны, теперь стал попросту недоступен. Экипаж окружали каанжеликасты, а во всех переулках мелькали люди с уже знакомыми Адриану приметами агентов.

«Господи! — Он поднял взгляд к небу. — Мне нужен только один выстрел! Один!»

Бог не одобрял убийства, но гильотины в тюрьмах работали без остановки. Один из ударов ножа, испачканного кровью, с прилипшими человеческими волосами, предназначался Анжелике.

Тальена стали останавливать уже на подходе к конвенту.

— Надо что-то делать. — Гупийо де Монтегю тревожно заглянул ему в глаза. — Или этот бесноватый Максимилиан всех нас под нож пустит.

— Да, — согласился Тальен.

— Слушай, Жан-Ламбер, а к тебе еще не подходили? — не унимался товарищ.

— Кто? — насторожился Тальен.

— Я слышал, люди Кабаррюса ведут в Париже переговоры, — неуверенно сообщил де Монтегю.

Тальен пожал плечами. Купцы могли вести свои переговоры сколько угодно, а Терезия в опасности уже сейчас. Но едва они прибыли в конвент, им стало ясно, что слухи небеспочвенны. Жан Антуан Луи, обязанный председательствовать, не явился на заседание, а у него нюх на жареное был исключительный.

Поняли это и люди Робеспьера. На трибуну немедленно взгромоздился Сен-Жюст и завел пространную речь о врагах Отечества. Тальен понял: пора.

— Трусливые инсинуации! — с места выкрикнул он.

Сен-Жюст опешил. До этих пор никто не перечил всемогущему комитету.

— Республика в самом жалком состоянии! — заявил Тальен, встав. — Не пора ли сорвать завесу лжи, граждане?

Присутствующие загудели, а депутат, назначенный вести заседание, явно растерялся.

— Правильно Тальен говорит. — К трибуне решительно двинулся Бийо-Варенн. — Робеспьер сегодня — главный ретроград!..

— Сядьте! — Председатель испугался. — Если Тальену есть что сказать, пусть говорит!

Тальен вскочил, но к трибуне двинулся и Робеспьер.

Ну уж нет!

В несколько прыжков Тальен достиг трибуны, столкнулся с Робеспьером плечами и, не мешкая, потянул из-за пояса кинжал. Вождь опустил глаза, увидел оружие и замер.

«Ну же! — мысленно подбодрил его Тальен. — Рискни, вождь!»

Депутаты замерли.

— Пошел вон, — вполголоса приказал ему Тальен и развернулся лицом к залу.

Депутаты сидели, раскрыв рты. Робеспьер, почти обожествленный, пытался сохранить остатки достоинства. Он подал председателю знак, мол, я следующий, и двинулся на свое место.

— Да, я предложил сорвать завесу, — подтвердил Тальен. — Потому что заговор, о котором кричат якобинцы, действительно есть. Нам подсунули нового Кромвеля. — Он ткнул рукой в Робеспьера. — Выбор у меня невелик: или вы законно вынесете ему обвинительный вердикт, или я спущусь и просто его зарежу. — Он демонстративно вытащил кинжал, подбросил его, перехватил, и депутаты обмерли.