Анна Бартон - Секреты леди

– Какое счастье, что все закончилось! Сможешь ли ты меня простить? Нельзя было сюда приезжать!

Лорд Фоксберн развязал под ее подбородком бант, снял шляпу и сжал ладонями бледное, встревоженное лицо.

– Ты же помогла Чарлтону. О чем еще говорить?

В эту минуту он выглядел необыкновенно красивым. Синие, глубокие, как горные озера, глаза окаймляли густые ресницы, а темная щетина на подбородке придавала облику романтическую дикость.

– Скорее помог ты – ведь ты открыл окно. А главное, он все еще очень болен и слаб. Но человеческий дух способен творить чудеса. Барон успешно борется за жизнь. Главное сейчас – вовремя ему помочь.

Бенджамин недоверчиво прищурился.

– Спасибо за то, что защитил меня, – продолжала Дафна. – Ты мог бы этого и не делать, но поступил благородно. Прижал Хэллоуза к стене и наверняка заставил бы просить пощады, если бы ему не пришло в голову стукнуть по больной ноге. О, как я разозлилась! Была готова…

Бенджамин накрыл ее губы своими и принялся нежно целовать, наслаждаясь каждым бережным прикосновением, каждым легким дыханием, каждым едва заметным движением языка. А когда отстранился, Дафна забыла, что собиралась сказать.

Он ласково провел пальцем по ее щеке.

– Жалею, что плохо тебя защищал и что не сумел спасти портрет, хотя и не считаю, что он безвозвратно потерян. Но разве после этого случая не стало ясно, что тебе необходим тот, кто сможет позаботиться по-настоящему?

Дафна вспыхнула.

– Ты позаботился.

– Нет. Пытался, но потерпел позорное поражение.

– И все-таки пол забрызган его кровью.

– С радостью заменил бы ее своей, лишь бы получить желанный трофей.

– Что за глупости! Моя репутация недостойна подобной жертвы.

– Не знаю, как насчет репутации, но ты достойна всего на свете.

Дафна давно мечтала услышать исполненные чувства, искренние слова – и вот сейчас, когда эти слова наконец прозвучали, похолодела… потому что они показались прощанием.

– Как только вернемся в Билтмор-Холл, сразу приготовлю компресс и передам его с экономкой. Может быть, поздно вечером удастся проскользнуть в твою комнату и проверить, все ли в порядке. Сделать небольшой массаж. Учти, что завтра будет гораздо хуже, чем сегодня.

– Дафна.

– Да?

– Нельзя рисковать и приходить ко мне.

– Но я завтра уезжаю.

– Знаю. Я тоже вернусь в Лондон, как только смогу. – Граф сморщился и посмотрел на ногу. – И сразу выясню, каким образом Хэллоуз собирается продать портрет.

Неужели он до сих пор ничего не понял?

– Меня беспокоит не столько портрет, сколько… мы.

– Глубоко сожалею, если ввел тебя в заблуждение, но совместного будущего у нас нет.

Дафна окаменела. Открыла рот, но не смогла произнести ни звука.

– Той ночью, в библиотеке, я был неправ, когда сказал, что жизнь полна неразберихи, трудностей и боли. В твоей жизни ничего подобного быть не должно. Но, если свяжешь свою судьбу с моей, ты получишь полный набор тяжких испытаний. Я не в состоянии дать тебе того счастья, которое ты заслуживаешь…

– Счастье? Разве можно измерить его количество? – перебила Дафна. – Мне безразлично, будет ли моя жизнь называться счастливой или как-то иначе.

– Даже если сейчас тебе так кажется, мне небезразлично. Я не вынесу твоего презрения и не имею права испытывать твое терпение.

– Но то, что произошло совсем недавно, в спальне лорда Чарлтона, свидетельствует о твоих чувствах.

– Не стану отрицать.

– И все же ты готов уйти и оставить меня из страха, что когда-нибудь моя любовь иссякнет? – Случайное признание вырвалось неожиданно, само собой. Что ж, пусть так. Пусть откровенные слова послужат последним, самым веским доводом. – Я люблю тебя, Бен. Никто другой мне не нужен.

– Подожди несколько месяцев. Даже несколько недель! Непременно встретится тот, кто сможет подарить тебе прекрасную жизнь, прекрасных детей.

Как он посмел сказать такое? Захотелось схватить его, встряхнуть, заставить одуматься.

– А что станет с тобой?

Граф пожал плечами.

– Побреду по жизни дальше… так же, как до нашей встречи. Один.

– Значит… это прощание?

Лорд Фоксберн крепко сжал губы и коротко кивнул.

– Во что бы то ни стало сдержу слово и добуду портрет… или погибну.

– О, прошу тебя! Даже не шути так. Портрет – сущий пустяк.

– А как же твоя репутация? Доброе имя твоей семьи? Все это тоже пустяки?

– А что, разве не так?

– И ты готова отказаться от родных?

Она вздохнула.

– Не знаю. Зато уверена, что не хочу, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое. Даже если ты не разделяешь моих чувств.

– Дафна, я…

– Я не могу заставить тебя любить, но в моих силах сделать так, чтобы ты меня не забыл. – Она повернулась и доверчиво склонилась к нему. – Я хочу, чтобы ты запомнил вот это. – Кончиком языка она провела по нижней губе, а потом осторожно ее втянула.

Стоило немного отстраниться, как Бенджамин сказал:

– Запомню.

– Это еще не все. Запомни еще вот что. – Губы скользнули по шее – от выреза рубашки к затылку. Руки тем временем отважно спустились по плечам на грудь, потом еще ниже и еще… пока в ответ не послышался тихий стон. Вдохновленная успехом, Дафна продолжала целовать и ласкать, получая ответные поцелуи и ласки.

Несмотря на то, что оба оставались одетыми, а Бенджамин к тому же был серьезно ограничен в движениях, сердце мчалось вскачь, а вожделение прожигало насквозь. Он же все твердил и твердил дорогое имя подобно молитве, как будто на всем белом свете не существовало никого, кроме нее. Так прошло несколько минут… или несколько секунд? А может быть, несколько часов? Бенджамин выпрямился, нежно погладил ее по волосам.

– Уже почти приехали.

Дафна беспомощно заморгала, посмотрела в окно и с отчаянием увидела главную аллею Билтмор-Холла.

– Но я же еще не все сделала…

Бенджамин взял с сиденья шляпу, старательно водрузил ее на место и заправил ленты за уши.

– Обещаю, что не забуду эту поездку до конца своей никчемной жизни. А может быть, запомню навеки… если ты веришь в подобные вещи.

Карета остановилась и покачнулась – возница спрыгнул на землю.

– Если передумаешь…

Граф печально покачал головой.

– Не передумаю.

– Жаль. – Чтобы не разрыдаться у него на глазах, Дафна поспешно выскочила из экипажа и побежала в свою комнату. Заперла дверь, бросилась на кровать лицом в подушку и дала волю слезам. А когда слез больше не осталось, перевернулась на спину, уставилась в потолок и долго-долго пролежала неподвижно.

Прошла неделя, но легче не стало. Положительной стороной возвращения домой оказалась встреча с сестрой. Отрицательная же сторона заключалась в том, что, хотя сестра чувствовала неладное, Дафна не могла рассказать ни о портрете, ни о Бенджамине, ни о разбитом на мелкие, колючие осколки сердце. Все приглашения на балы и рауты она равнодушно отвергала. Надеть красивое платье и улыбаться, притворяясь счастливой? Невозможно. Иногда по утрам приходилось силой заставлять себя встать с кровати. Дафна прилежно гуляла с мамой, притворялась, что все в порядке, а на расспросы отвечала, что быстро устает от светской суеты. Мама слишком хорошо знала свою дочку, чтобы поверить отговоркам, однако лезть в душу не решилась, а просто сказала, что, если Дафне когда-нибудь захочется поговорить, она в любую минуту готова выслушать ее и дать совет.