Юлия Леонова - Звезда Любви

— Вам не обязательно уезжать, Павел Николаевич.

— Так будет лучше для всех нас. И помните, Вы дали мне слово, сударыня, — склонился он над ее рукой.

Проводив его глазами, Юленька, едва переставляя ноги, дошла до своих покоев и, толкнув дверь, ступила в комнату. Оставшись одна, она опустилась на скинутый на пол салоп и разрыдалась. Вслед за ней в комнату вошла Таша и, увидев ее на полу, кинулась поднимать зашедшуюся в рыданиях барыню.

— Вон! Все вон! — отмахнулась от нее Жюли. — Оставьте меня! Все вон пошли! — прикрикнула она на топтавшегося в дверях лакея и замершую подле нее испуганную камеристку.

Ближе к обеду, наплакавшись до хрипоты в горле и рези в глазах, Юленька поднялась и позвонила.

— Воды мне холодной принеси умыться, — распорядилась она, едва Наталья появилась на пороге. — Маше скажи, пусть вещи Николки укладывать начинает, а ты мои начинай собирать. И пусть кухарка зайдет, меню надо обсудить, — бросила она вслед заторопившейся исполнить приказание барыни Таше.

На четвертый день своего пребывания в Полтаве Павел, устав сидеть в четырех стенах провинциальной гостиницы, а еще более — от сводящего с ума ожидания, не единожды пожалев о поспешном своём решения дожидаться Жюли в Полтаве, решил поужинать не у себя в номере, а в ресторации. Поинтересовавшись у хозяина гостиницы, где в городе имеется приличное заведение, Шеховской отправился по рекомендованному ему адресу.

Обстановка провинциальной ресторации во многом уступала столичным, но тем не менее кухня оказалась вполне приличной. Павел уже заканчивал ужин, когда его внимание привлекла довольно шумная компания молодых людей. Вино, как известно многим развязывает язык, а он никогда не был любителем хмельных откровений, но тут поневоле прислушался к словам молодого человека с очень примечательной внешностью, явно пребывавшего в сильном подпитии. Поставив на стол пустую рюмку и вновь потянувшись к бутылке, тот заговорил:

— Вот и я говорю, что после смерти Закревского дочка его приемная уж больно лакомый кусочек, — пьяно ухмыльнулся он, обращаясь к приятелям. — Молода, лицом на диво хороша, а уж имение… Да с таким приданым замуж выскочит — и оглянуться не успеешь. Тут уж ухо востро держать надо, пока не опередили, — рассмеялся он.

— Не больно-то Вы, Михаил Алексеевич, на такую партию рассчитывайте! — добродушно подшутил над ним один из приятелей. — Хоть и приемная, а все равно графиня.

— В лепешку расшибусь, но моя будет! — грохнул по столу бутылкой Вирановский. — Зря я, что ли, с самого лета, как они с отцом из-за границы приехали, через день визиты наносил? Правда, есть один неприятный момент: придется усыновить ее щенка, нагулянного.

Шеховской думал, что уже не способен на подобные взрывы ярости, что давно в прошлом остались эмоции, способные вывести его из себя. Жестом подозвав полового он поинтересовался, указав на шумную компанию:

— Любезный, не подскажешь, кем будет сей Михаил Алексеевич?

— Так это, Ваша милость, помещик здешний, Вирановский.

Отпустив кивком прислугу, Павел задумался.

— Только говорят, что вроде к ней в имение уже после похорон князь какой-то столичный пожаловал. И откуда только взялся на мою голову? — продолжил откровенничать Михаил.

Павел не собирался вступать в разговоры, но поняв, что речь идет о нем, не смог сдержаться:

— Простите, господа, не имею привычки подслушивать чужие разговоры, но вас только глухой не услышит, да и разговор у вас, насколько я понял, обо мне идет, — недобро усмехнулся Шеховской, подходя к столу. — Позвольте представиться: князь Шеховской, Павел Николаевич. А Вы, как мне сказали, господин Вирановский?

— Так и есть, Михаил Алексеевич Вирановский, — без особого успеха попытался подняться Михаил, — Так это Вы, что ли, тот самый столичный князь будете? — обратился он к Павлу, поскольку хмель придал смелости его обычно трусоватой натуре.

— Именно я, — холодно ответил Шеховской.

— Тогда, Ваше сиятельство, хочу поставить Вас в известность, что собираюсь просить руки Анны Николаевны, и потому Ваше присутствие подле нее более чем неуместно, — наконец-то встав и чуть покачиваясь, не без апломба заявил Михаил.

— Вынужден Вас огорчить, милостивый государь: сие никак не возможно, — прищурился Павел. — Дама, известная Вам под именем Анны Николаевны Закревской, на самом деле является княгиней Юлией Львовной Шеховской, моей законной супругой, а "щенок нагулянный", как Вы изволили выразиться — мой сын и наследник. Ежели мои слова вызывают у Вас сомнения, готов разрешить их в любом удобном для Вас месте и в любое время. Надеюсь, я ясно выразился?

— Более чем, Ваше сиятельство, — пробормотал не ожидавший подобной отповеди Михаил и плюхнулся на стул.

— Потому попрошу Вас никогда более не приближаться к ней, — улыбнулся недоброй улыбкой Павел. — Если, конечно, Вам дорога Ваша жизнь.

Чуть кивнув опешившему Вирановскому и его компании, Шеховской вышел из зала. Он понимал, что не следовало говорить этого Вирановскому, но не смог сдержать рвущейся наружу ярости. Не в его правилах было угрожать нетрезвому человеку, но и смолчать, когда имя любимой женщины было упомянуто в подобном разговоре, не было сил, хотя он понимал, что Михаил был пьян, и будь он трезв, наверняка не позволил бы себе ничего подобного. Поймав себя на этой мысли, Павел вздохнул. Кого он пытался обмануть, когда предлагал ей остаться в Закревском? Неужели сможет вновь расстаться с ней, когда от одного вида ее перехватывает дыхание, когда сердце сжимается от сладкой боли при одном ее взгляде? Разве сможет он уехать, если по истечении трех дней она не появится в Полтаве? Как жить без нее, зная, что она жива, что у него растет сын, который никогда не узнает, кто его отец, ибо разве сможет он забрать дитя у матери, как бы зол он на нее ни был? Да и после его неосторожного заявления Вирановскому он, по сути, не оставил пути для отступления ни себе, ни ей. Гнев и ярость всегда были плохими советчиками, — покачал он головой, выходя из ресторации. — Но, может, это и к лучшему: мосты сожжены, пути назад нет, и какое бы решение ни приняла Жюли, отныне это более не имеет значения.

Вернувшись к себе в номер, Павел велел Прохору собрать вещи и утром быть готовым к отъезду.

— Куда на сей раз, Ваше сиятельство? — поинтересовался денщик.

— Обратно в Закревское — бросил Поль, располагаясь за небольшим письменным столом.

Уж коли решение принято, настало время сообщить родным, куда и зачем он уехал и с кем намерен вернуться. Написав письмо отцу, Павел запечатал воском конверт и протянул его Прохору:

— Утром снесешь на почтовую станцию.

— Надумали, стало быть, барин! — улыбнулся Прохор.