Лоретта Чейз - Соблазнительный шелк

Марселина вернулась к столу, взяла с подноса чашку и подала ему.

— Чай остыл, — сказала она, — но тебе поможет.

Кливдон взял чашку и залпом выпил. Чай действительно остыл, но ему стало чуть легче.

Женщина опустилась на ближайший стул. Их разделяло всего несколько футов. И целый мир.

Она положила руки на колени.

— Моего мужа звали Чарлз Нуаро. Он был моим дальним родственником. Он умер во Франции во время эпидемии холеры несколько лет назад. Тогда умерли почти все мои родственники. Люси тоже заболела, но выжила.

Ее муж умер. Родственники тоже. А ребенок был на волоске от смерти.

Он постарался представить, что она тогда чувствовала, но воображение его подвело. Он и Лонгмор тоже были на континенте во время эпидемии. Они выжили, и это было, насколько он понимал, чудом. Большинство заболевших умирали в считанные часы.

— Мне очень жаль, — сказал он. — Я не знал.

— А откуда тебе было знать? — Марселина пожала плечами. — Но теперь я хочу рассказать тебе о моей семье. Ты должен знать, кто я.

— Значит, твоя фамилия действительно Нуаро. А я думал, что это просто придуманное вами название для магазина — на французский манер.

Марселина улыбнулась, впрочем, ее улыбка не была веселой.

— Это имя, принятое моим дедом по отцовской линии, когда он бежал из Франции во время революции. Он вывез жену и детей и нескольких тетушек и кузин. Остальным членам семьи повезло меньше. Его старший брат — граф де Ривенуа, был пойман при попытке бегства из Парижа. После того как он и его семья окончили свою жизнь на гильотине, мой дед унаследовал титул. Он имел глупость попытаться им воспользоваться. Его семейство — Робийон — имело дурную славу во Франции. Ты помнишь виконта де Вальмона из романа Лакло «Опасные связи»?

Кливдон кивнул. Роман Лакло был одной из множества книг, которые лорд Уорфорд считал непристойными. Естественно, Лонгмор и Кливдон еще мальчишками приложили максимум усилий, чтобы достать экземпляр книги и прочитать ее.

— Мужчины семейства Робийон были французскими аристократами такого же сорта, — сказала она. — Распутники, игроки, манипулировавшие людьми, как пешками или оловянными солдатиками. Их не любили в то время, и теперь во Франции тоже вспоминают безо всякой приязни. Дед желал свободно ездить по стране и потому принял имя, простое и обычное — Нуаро. Или Блэк — по-английски. Он и его отпрыски пользовались и тем и другим именем, в зависимости от ситуации.

Теперь Кливдон подался вперед и слушал очень внимательно. Части головоломки начинали складываться. Ее грамотная речь, безупречный французский, аристократические манеры… Но она говорила, что англичанка… что ж, вероятно, это была ложь.

— Я знал, что ты не та, за кого себя выдаешь, — сказал он. — Слуги предположили. А слуги в таких вопросах редко ошибаются.

— О, мы можем принимать любой облик, — отмахнулась Марселина. — Такими уж мы уродились. Семья никогда не забывала о своих аристократических корнях. Но и не отказывалась от экстравагантной жизни. Мои предки по отцовской линии были опытными соблазнителями и использовали свои таланты для поиска богатых жен. Мужчины имели большой успех у высокородных англичанок.

— А женщины?

Их взгляды встретились, и Марселина не отвела глаза.

— Женщины тоже. Но я никогда не старалась найти себе супруга. Я лгала и обманывала, но все это делалось ради единственной цели, о которой я рассказала тебе при знакомстве.

— Я знаю, что ты мошенничала с картами, — напомнил Кливдон.

— Я не мошенничала, когда мы играли в двадцать одно, — спокойно проговорила она. — Просто я играла так, словно от этого зависела моя жизнь. Члены моей семьи нередко оказывались в ситуации, когда на кон ставилась жизнь. Я подделала подписи на паспортах, чтобы как можно скорее уехать из Франции. Нам уже приходилось неожиданно покидать страну. И сестры, и я были обучены этому искусству, и мы учились с большим усердием — ведь никогда не знаешь, когда понадобится это умение применить. Но мы получили и нормальное образование. Нас учили хорошим манерам, математике и географии. Но, главное, мы, Нуаро, были аристократами, и это было наше самое ценное умение. Мы умели безукоризненно вести себя, как истинные леди и джентльмены. Ты же понимаешь, как это полезно — перед нами открывались все двери.

— Конечно, намного легче соблазнить английскую аристократку, если говоришь и ведешь себя не как торговец мануфактурой, — сказал герцог. — Но ведь ты вышла замуж за дальнего кузена. Ты открыла собственный магазин. Значит, ты не пошла по стопам предков.

Марселина резко встала и снова отошла к окну. Кливдон услышал шорох юбок. Он тоже встал, правда, чувствовал себя на ногах не слишком уверенно — последствия вчерашней драки и попойки давали о себе знать.

Она подошла к столу и взяла его заметки.

— У тебя ужасный почерк, — сказала она, опять положила бумаги на стол и повернулась к герцогу. — Я еще не рассказала тебе о своей матери.

— Она была английской аристократкой? Или кем-то еще?

У Марселины вырвался нервный смешок.

— И тем и другим.

Она снова села на стул и понурилась. Кливдон тоже сел. У него появилось дурное предчувствие. Что-то надвигалось — нехорошее… неприятное… В этом не могло быть сомнений. То, что Нуаро собиралась рассказать, не могло быть хорошим, иначе она не чувствовала бы себя так неловко. И это Нуаро, которая никогда не испытывает неловкости, овладевая любой ситуацией.

У него с мозгами, наверное, все же не все в порядке. Женщина только что призналась ему в подделке документов, рассказала, что является представительницей семейства французских преступников голубой крови. А он сидит и спокойно слушает.

— Мою мать звали Кэтрин Делюси, — наконец проговорила она.

Кливдон знал это имя, но ему потребовалось время, чтобы припомнить детали. Точно. Голубая кровь.

— Глаза Люси, — медленно проговорил он. — Удивительные голубые глаза. У мисс Софии такие же. И у мисс Леони. Их невозможно забыть. Делюси — семейство графа Мэндевила.

Марселина покраснела, потом стала бледной как полотно. Ее руки, лежащие на коленях, сжались в кулаки.

И герцог вспомнил. Был какой-то старый скандал с одним из сыновей лорда Харгейта. Не с тем, который разнимал их вчера, а с другим. Но каким? Этого он не помнил. Голова отчаянно болела. Мозги отказывались работать.

Она сказала:

— Не те Делюси. Не хорошие люди, имеющие собственность под Бристолем. Моя мать была из других.

Кливдон слушал ее очень внимательно, и она видела в его глазах надежду и неуверенность.

А потом до него дошла правда. Мужчина замер и отвел глаза.

Софи и Леони говорили ей, что ему не надо это знать. Сказав ему правду, она повредит только себе. А с чего это ей вздумалось примеривать одежды мученицы?