Элизабет Хойт - Таинственный спаситель

Он нетерпеливо взглянул на нее, повязывая шелковую маску.

— Мне сегодня еще предстоит работа.

— Ты ненормальный?

Уголок его рта дернулся под длинноносой маской.

— Возможно, но я должен это сделать.

— Нет, ты не… — начала она, но он уже открыл дверцу кареты и выпрыгнул на мостовую.

Изабель оглядела пустую карету. Его семя все еще вытекало из нее, бесполезное, но, с другой стороны, тут не было ничего нового.

Мэгс сидела на диванчике в эркере своей спальни и глядела во мрак ночи.

Бесконечная, нескончаемая ночь.

Она плакала, только когда приехала домой. Она сдерживалась до тех пор, пока не смогла отпустить служанок, а потом дала волю слезам. Безмолвным, неумолимым, пока не распухли глаза, пока не осталось уже сил даже на то, чтобы плакать.

Теперь слез не было, и ничего не было. Она чувствовала себя опустошенной и потерянной.

Мысли ее устало кружили, словно зверь, слишком долго запертый в клетке. Роджер мертв. Они виделись всего два дня назад, и он был живой — восхитительно живой, сильный, умный и любящий. А теперь его нет.

Был — и нет.

Быть может, произошла ошибка? Быть может — о, грешная мысль! — убили кого-то другого, а не Роджера? Возможно, он просто был ранен, а лакей с перепугу убежал, слишком поспешив сообщить новость.

Но нет. Принесли его тело. Служанки поведали об этом, пока раздевали ее. Среди слуг сплетни разносятся быстро, и они возбужденными голосами описывали, как Роджера, безжизненного, всего в крови, положили в карету лорда д’Арка и повезли домой. Виконт не перепутал бы Роджера ни с кем другим.

Мэгс с трудом удержалась, чтобы не надавать служанкам пощечин, чего никогда раньше не делала. Вместо этого слишком резко отослала их прочь. Леди Бекинхолл не одобрила бы. Тон ее не был сдержанным, и служанки, уходя, с любопытством взглянули на хозяйку.

Но Мэгс не нашла в себе сил переживать из-за этого. Левая нога у нее занемела. Она пошевелилась, и внезапное покалывание стало нежелательным напоминанием, что она-то жива. Когда она задвигалась, что-то зашуршало. Она пошарила ладонью и обнаружила письмо. Конечно. Оно от Хэроу, жены ее брата Гриффина, его доставили, когда она одевалась к сегодняшнему балу. Маргарет бросила его на диванчик, чтобы насладиться им позже.

Что ж, вот это «позже» и настало.

Мэгс встала, зажгла свечу от тлеющих углей в камине и вернулась к окну. Постаравшись сосредоточиться, сломала печать и развернула листок.

«Дражайшая сестра», — писала Хэроу. Это было так мило. Выйдя замуж за Гриффина, Хэроу стала обращаться к ней в письмах именно так. Мэгс чуть не улыбнулась, прежде чем вспомнила. Письмо было длинным и забавным, в нем рассказывалось о всяких пустяках вроде нового крыла к загородному дому Гриффина, о трудностях с кухаркой и о посадке яблонь в саду. Новость, которая волновала ее больше всего, Хэроу припасла напоследок:

«…и, дорогая, думаю, ты будешь рада услышать мой секрет: я жду ребенка и на седьмом небе от счастья. Твой брат в восторге, но порой раздражает своей чрезмерной заботой о моем здоровье. С приходом зимы, думаю, он станет гордым отцом».

С минуту Мэгс просто таращилась на бумагу в руке. Ей следовало бы порадоваться за брата и Хэроу.

Она опустила голову и заплакала.

Он только что пережил нечто чудесное.

Уинтер юркнул в тень дверного проема и постоял, глядя, как экипаж Изабель сворачивает за угол. Испытывала ли она то же самое? Было ли это для нее так же потрясающе, как и для него? Или он как все остальные мужчины, с которыми она спала?

При этой мысли верхняя губа его приподнялась в рычании, прежде чем он это осознал. Он не собирается быть для нее очередным любовником, которого легко отвергнуть, легко забыть. Пусть он простой школьный учитель, а она баронесса, но вместе, только вдвоем они просто мужчина и женщина. Некоторые вещи вечны.

Он подавил горячую вспышку ревности. Добра это не принесет, сегодня ему надо разобраться с другими делами, прежде чем они с Изабель снова встретятся.

Уинтер повернулся и припустил в сторону Сент-Джайлса. Без сомнения, драгуны все еще ищут его, ведь убийство аристократа — возмутительное событие для тех, кто держит в своих руках власть в Лондоне. Они отрядят всех имеющихся в их распоряжении солдат на охоту за ним. Уинтер стал гадать, кто же на самом деле убил мистера Фрейзера-Бернсби, но потом выбросил эго дело из головы. Возможно, это было ограбление, а Призрака Сент-Джайлса удобно сделать козлом отпущения.

Двадцать минут спустя он, двигаясь осторожно, приблизился к Кафсхед-лейн. Дом под номером 10 он миновал, не останавливаясь. За ним виднелась вывеска свечной лавки. Он заметил знак краем глаза, прямо перед тем как на него налетели драгуны, — должно быть, пропустил его во время своих прежних обходов Сент-Джайлса. Вывеска была маленькой, старой, с облупившейся краской — такую легко не заметить среди сотен других громоздящихся над улочками и переулками Сент-Джайлса, как серые, невзрачные вороны.

Дверь под вывеской была узкой и разбитой, но замок на ней оказался новее и в лучшем состоянии. Уинтер подергал ручку и удивился, когда дверь легко открылась внутрь. В помещении было темно, хоть глаз выколи. Уинтер подождал, когда глаза привыкнут, но света не было вообще никакого. Он закрыл дверь и прошел назад, к магазину, над которым висел маленький фонарь. Сняв фонарь с крюка, Уинтер вернулся к крошечной свечной лавчонке.

На этот раз, когда он открыл дверь, фонарь осветил широкую, но пустую комнату. Узкие полки и крючки, предположительно — для товара свечника, были беспорядочно развешаны на стенах. Впрочем, все они пустовали, и, судя по слою пыли, уже довольно давно.

Внезапный порыв ветра сотряс дверь, и в темноте что-то зашуршало. Уинтер поднял фонарь и увидел бегущую к стене крысу. Грызун как ни в чем не бывало продолжил свой ночной обход.

Там, однако, была еще одна дверь. Уинтер прошел к ней и осторожно приложил ухо к дереву. Немного подождал, слушая собственное дыхание и шебаршение крысы, но по другую сторону двери было тихо.

Отступив на шаг, он вытащил обе свои шпаги и поставил фонарь на пол так, чтобы тот осветил комнату, когда дверь откроется.

Затем пинком распахнул дверь.

Он отскочил в сторону; подальше, избегая возможного нападения, но такового не последовало. Комната выглядела пустой.

Уинтер подождал, прислушиваясь. Ни звука не доносилось до его слуха, кроме дуновения ветра. Он осторожно убрал в ножны длинную шпагу, поднял фонарь и шагнул внутрь. В помещении чувствовалась едва ощутимая вонь, от которой волосы у него на затылке зашевелились: запахи мочи, рвоты, страха. Комната была пуста, не считая высохшей дохлой крысы и нескольких тряпок.