Селеста Брэдли - Когда она сказала «да»

Рен купил его для другой женщины. Но та была настолько глупа, что упустила Рена. Она не заслуживает этого мужчины и этого палантина. Зато заслуживает Калли!

Она решила принять подарок от мужа и забыть о той, другой. И поэтому с улыбкой накинула палантин на обнаженные плечи.

— Твоя потеря, идиотка, — она довольно хмыкнула. К счастью, кольца с сапфиром нигде не было видно. Калли хотела собственное чертово кольцо!

Ожерелье было явно фамильным. «Дорогая вещь», — как сказала бы Элли.

Калли улыбнулась. Ожерелье, достойное госпожи Эмберделл-Мэнор.

Застегнув ожерелье, она, голая, проследовала к кровати, на которой лежало платье, и стала одеваться. Прозрачные чулочки, подвязки из зеленых лент, сорочка из дорогого батиста, такого тонкого, что сквозь него можно было читать. Она поискала панталоны. Но мистер Баттон, похоже, о них забыл, а у Калли не осталось ни одних после поединка на саблях.

Ах, эта схватка…

В холле раздался бой часов, и Калли вздрогнула. Господи, не хватало еще опоздать на собственный бал!

Она быстро надела платье, и оказалось, что оно сидит прекрасно. Калли подошла к зеркалу и покачала головой. Пусть деревенские дамы заказали по платью, но ведь требовались еще и маски, и перчатки, и бог знает что еще…

Баттон и Кэббот просто не в состоянии были выполнить все заказы. Во всяком случае, не в человеческих силах было все это сшить.

Но у Калли не было времени размышлять о сверхъестественных способностях дамского портного. Осталось застегнуть мелкие пуговицы на спинке, но она всегда одевалась сама, поэтому справилась без особого труда.

А когда повернулась к зеркалу, дыхание перехватило. Во-первых, она была совершенно неотразима, величественна и таинственна. Во-вторых, платье почти обнажало роскошную грудь, которой отличались дамы рода Уортингтон.

Она глубоко вдохнула и выдохнула. Нет, все в порядке. Это только кажется, что грудь вот-вот выскользнет из выреза. На деле же лиф прекрасно ее удерживает.

Калли натянула длинные белые перчатки, сунула ноги в маленькие шелковые туфельки — неужели мистер Баттон снял мерки с ее ступней? — и недоуменно уставилась на свое отражение. Обычно она выглядела довольно мило. Но раньше никогда не была такой красивой, даже вчера в розовом неглиже. По правде говоря, она подозревала, что слово «богиня» подходит ей лучше, чем «потаскуха». Хотя потаскухам живется куда веселее.

Закончив одеваться, она вернулась мыслями к костюму Рена.

Мистер Баттон оказался ужасно скрытным. Сколько она его ни расспрашивала, он отмалчивался. Ничего не скажешь, любил мистер Батгон театральные эффекты!

— Думаю, что это слишком! Я бы не стал так выставлять себя напоказ.

Баттон не вздохнул, не передернулся и, нужно отдать ему должное, даже не стиснул зубы, хотя Рен уже в двадцатый раз пытался увильнуть от выполнения их договора «надеть костюм».

Однако Баттон отложил галстук, который пытался разгладить и снова завязать на шее Рена.

— Мистер Портер, я горячо сочувствую вам по поводу сегодняшнего испытания.

Рен взглянул на чистое, без единого шрама лицо портного и отвернулся.

— Сомневаюсь.

Мистер Баттон молитвенно стиснул руки:

— Мистер Портер, люди носят шрамы не только на лице. Я знаю, что это такое — быть чужим в собственном доме. Я сын портного, но, в отличие от меня, мой отец был настоящим великаном. Любил выпить, поиграть на скачках, пытаясь доказать всем и каждому, что портной — мужская профессия.

Но я рос необычным мальчиком. Был другим. Я человек талантливый и амбициозный. И храбрый — куда более храбрый, чем считали окружающие. У меня прекрасные связи и много друзей. Сейчас. Тогда же я был одинок и не умел ладить с другими мальчишками. Да и вообще ни с кем. Особенно с отцом. Я как мог скрывал свое отличие. Много лет. Думаю, если в этом своекорыстном мире и есть то, что способно убить душу, так это необходимость быть как все. Бояться оказаться отвергнутым и проводить жизнь в жалком одиночестве. Только ради того, чтобы сохранить свою тайну. Неужели это лучше, чем рискнуть быть изгнанным из общества?

— Сейчас вы говорите обо мне.

Баттон бросил, на него взгляд.

— Я говорю о всех нас. Всем есть что скрывать. Иногда хорошее, иногда плохое. Хотя, думаю, миледи станет спорить о том, что есть добро и что есть зло…

— Дело в намерениях, — закончил за него Рен, и оба рассмеялись.

Лоренс покачал головой.

— Вы сказали, что теперь у вас много друзей. Что же вы для этого сделали?

Баттон посмотрел ему в глаза.

— Я перестал скрываться, черт возьми. И что же? Некоторые отвергли меня. Некоторые сделали вид, будто я не существую. Но были и другие. Лучшие из них. Они приняли меня таким, каков я есть, а потом увидели во мне те достоинства, о которых я даже не подозревал.

— Я не покажу им свое лицо.

Баттон отмахнулся.

— Неважно! Это маскарад, в конце концов. Я выражался фигурально. Если вы откроетесь людям, знайте, далеко не все вас отвергнут. Будете удивлены, увидев, кто уйдет, а кто останется.

«Она осталась».

«Пока».

Рен не ответил, оценивающе глядя на маленького человечка, пока тот завязывал ему галстук.

И только потом повернулся к зеркалу. Конечно, его лицом только людей пугать, но все остальное… никогда не выглядело так прекрасно.

— Думаю, Баттон, только слепой не знает вам цену. Потому что не видит, какой шедевр вы способны создать!

Портной широко улыбнулся и развел руками.

— Еще бы! Что ни говори, а я — это я!

Скоро начнут собираться гости. Кэббот пронес хозяину чашку чаю. Баттон с улыбкой ее принял. Сегодня у коротышки был самодовольный вид. И даже походка стала упругой. Очевидно, он точно знал, что его упорный труд принесет достойные плоды.

Но Кэббот, хоть и был рад видеть своего любимого господина таким сияющим, смотрел на все приготовления с мрачным ощущением грядущих неприятностей.

Баттон был человек общительный и, естественно, считал, что лучший способ поднять дух окружающих — устроить роскошный бал. Более рассудительный Кэббот подозревал, что сэр Лоренс не окажется столь восприимчивым к грядущему безумию, как надеялся Баттон.

— Сэр, вы уверены, что следовало их приглашать?

Улыбка Баттона слегка дрогнула, но кивок был решительным, а глаза следили за стройной горничной, несущей стопку подушек для стульев, искусно расставленных группами для гостей, которым захочется побеседовать.

— Ее милость разрешила пригласить моих друзей. Что тут плохого?

Кэббот не стал развивать тему. Друзья… враги… но в конце концов оказывается, что грань между ними почти незрима.

Поэтому он, как всегда, встал рядом с хозяином, и его обычно бесстрастный взгляд был почти нежным, когда юноша смотрел на аккуратный пробор в редеющей шевелюре хозяина. Баттон, по обыкновению, ничего не замечал.