Анастасия Туманова - Цыганочка, ваш выход!

– Всем оставаться на местах! Не двигаться, граждане! – прозвучал спокойный голос, отчётливо слышный в застывшем зале. Испуганно звенькнула гитарная струна за спиной у Нины.

– Антонина Яковлевна, лучше ложитесь на пол! – услышала она шёпот гитариста. Перепуганная Нина уже готова была выполнить этот совет, когда почувствовала себя плотно притиснутой к чему-то шершавому и дурно пахнущему. Горло словно пережали железной кочергой. Еще ничего не поняв, Нина вскрикнула, но шею стиснули ещё сильней.

– Молчи, лахудра… – прошипел ей прямо в ухо сиплый голос Штопора. – Молчи, шлёпну, как цыплака…

«Господи, девочки… Дома девочки одни…» – метнулась в голове паническая мысль. Как ни была растеряна Нина, она всё же попыталась вырваться из рук Штопора, но в спину ей с силой ткнулось что-то твёрдое, холодное.

– Нина, не шевелитесь… умоляю, не шевелитесь… – слышался рядом голос Мони; Нина словно сквозь туман видела его бледное, заострившееся лицо. Но она и так уже не могла тронуться с места, молясь об одном: упасть в обморок. Страшно мутило от запаха пота, водки и несвежего белья, но, как назло, лишиться чувств не удавалось. Лезвие больно кололо в спину – единственное приличное платье уже явно «поползло».

– Штопор, перестань валять дурака, – послышался всё тот же спокойный голос от дверей, и Нина узнала его наконец. – Отпусти женщину, брось шпалер. Сделать ты ничего не сможешь. Ресторан окружён, шанса у тебя нет.

– Это у меня шанеца нет?! – оскалился Штопор, продолжая удерживать перед собой Нину. Она с ужасом увидела в его руке пистолет. – У козырного «ивана» шанец завсегда имеется! Ослобони проход, начальник, не то шалаву положу! И ещё с полдюжины в придачу! Хорошая штука «баярд», перезаряду не просит! Не дури, начальник, коли палить не станете, тихо уйду! А цыганку в переулке брошу! Живую, ежели глупостев не сделает!

Короткое молчание. В зале стояла тишина. Краем глаза Нина заметила стоящих вдоль стен чекистов с поднятым оружием. Прямо перед её глазами, за крайним столиком, с плеча «цыганской внучки» Ляльки сползало на пол боа. Роковая женщина не удерживала его, с вытаращенными от ужаса глазами она тянула на себя край скатерти, словно желая спрятаться под ним. На плече её отчётливо виднелась неумело поставленная заплата. Лялькин тучный кавалер, сопя, сосредоточенно тянул скатерть на себя, стараясь удержать на ней блюдо со студнем. «Только бы не упало… – со страхом подумала Нина. – Штопор испугается, дёрнет рукой… Господи, как глупо… Светка, Маша… Боже мой!»

Мысль о дочерях неожиданно придала ей смелости, и она решилась шёпотом попросить:

– Пожалуйста, Сергей Николаевич, отпустите меня…

– Глохни! – Нож ткнул её в спину так, что Нина ахнула от боли. – Ну, начальник, кончать, что ль, цыганочку? Жаль, красивая! Гляди, не мне, а тебе по ночам являться станет!

– Ты так считаешь? – без насмешки спросил Наганов. – Ну, что ж, уходи.

Штопор недоверчиво молчал. Нина изо всех сил старалась не шевелиться и даже не дышать.

– Ступай, Штопор, пока я не передумал. Выходи через заднюю дверь, мимо наших, в переулке отпусти женщину! Никто тебя не тронет!

– Слушаюсь, начальник, – немного озадаченно отозвался Штопор. – Премного благодарен… До смерти не забуду добрость вашу.

– Убирайся!

В ту же минуту Нина почувствовала, что её решительно тянут с эстрады. Ноги плохо слушались, подол платья мешал, к тому же она запуталась в лежавшей на полу шали и, споткнувшись, чуть не упала.

– Да шевелись ты, курва! – выругался Штопор, дёргая её так, что платье, и без того надорванное, затрещало по швам. – Живо утекать надо!

– Не тяните так, я упаду! – огрызнулась Нина. – Вы же видите – шаль… Сию секунду! Да дайте же я нагнусь, или упадём оба!

Штопор наконец понял, что она говорит правду, и, грязно выругавшись сквозь зубы, остановился. Нина наклонилась, стараясь выпутаться из шали… и сразу же её оглушил грохот ударившего выстрела. Не услышав собственного крика, Нина упала на колени. Рядом тяжело грохнулся Штопор. Тёмная кровь хлестнула на шаль Нины, блёклые глаза вора с ненавистью взглянули на неё – и застыли.

Над залом взлетел пронзительный визг: это Лялька, вскочившая с ногами на стул, заходилась истошным сопрано, и Нина невольно позавидовала такой великолепной кантилене. И тут же как прорвало: все начали вскакивать, всхлипывать, ахать и причитать, ломать руки и рваться к дверям. Однако чекисты вежливо, но твёрдо удерживали перепуганную толпу в зале.

– Нина, вы можете встать? – послышался рядом знакомый голос. Сильные, горячие руки сжали её плечи, подняли Нину, как ребёнка, и она увидела жёсткое лицо со шрамом и светлые, серые глаза Максима Наганова. И как в миг их первой встречи, на неё накатила волна липкой слабости пополам с дурнотой, подкосились ноги, и Нина куклой обвисла в держащих её руках.

– Нина, я сейчас отвезу вас домой, – словно сквозь сон слышалось ей. – Приходько! Фёдор, продолжайте здесь без меня, я через полчаса буду.

На Солянке было темным-темно. Мокро шуршали, качаясь, клёны во дворе-колодце, в «петуховском» домике не горело ни одного окна.

– Подождите, я хочу курить, – попросила Нина, доставая чудом уцелевшие в кармане плаща папиросы и надеясь, что Наганов уедет. Но он молча дал ей огня и стоял рядом всё время, пока Нина курила, загораживая от дождя крохотный красный огонёк. В конце концов Нина вздохнула и отправила недокуренную папиросу в лужу.

– Что ж… Идёмте ко мне.

Она старалась идти как можно тише, зная каждую скрипучую половицу и каждую рассохшуюся ступеньку на лестнице, но Наганов местной географии, очевидно, не помнил и топал сапогами так, что вскоре весь «петуховский» дом наполнился истошным скрипом старого дерева. В результате, стоило Нине войти на огромную, пустую и гулкую кухню, под крайней дверью пробилась дрожащая полоска света. Дверь, пронзительно завизжав, открылась, и в щель просунулась физиономия старухи Бабаниной, страдающей бессонницей. Характер у бабки был склочный, и хотя Нины она побаивалась, упустить случая не желала.

– Гляньте, вовсе наша артистка стыд потеряла! – радостно возвестила Бабанина, взмахнув огарком, отчего по углам разлетелись мохнатые тени. – Середь ночи мужика привела, а у самой дочки растуть! Вот оне – артисты-то! Срамотня, жить в одном дому с этакими совестно! И как это только жилтовариство… – Тут бабка смолкла на полуслове, потому что в свет огарка попала фуражка Наганова.

– Мы вам помешали, гражданка? – вежливо спросил он.

– Ой… Прощенья просим, ваше благо… товарищ комиссар… Обозналась, старая глушня, ох! – Бабка с удивительной скоростью юркнула обратно, захлопнула за собой дверь, и огонёк свечи погас. Нина без улыбки посмотрела на Наганова, пожала плечами. Вздохнув, спросила: