Барбара Картленд - Скверный маркиз

— Так ты знал про посла? — взглянула на него Орелия.

— Неужели ты считаешь меня настолько безмозглым, таким, какого легко обмануть любительским театральным действом, которое разыгрывали Кэролайн и Савелли, рассчитывая меня провести?

— И ты… не сердишься на Кэролайн? — с беспокойством спросила Орелия.

— Сержусь? Да кто я такой, чтобы осуждать Кэролайн? Да, она имеет право отдавать свои губы и тело послу, как я отдаю тебе мои сердце и душу, хотя, — и в голосе его прозвучала горькая нота, — вряд ли они представляют собой большую ценность!

— Но для меня они дороже всего на свете! — очень тихо отвечала Орелия.

Маркиз снова протянул к ней руки, но тут открылась дверь и вошел хозяин с подносом в руках, на котором были вино и холодное отварное мясо. Он поставил поднос на стол, открыл вино и взглянул на маркиза.

— Мы сами себя обслужим, — ответил тот, — и пусть нас больше никто не беспокоит!

— Очень хорошо, м’лорд.

Хозяин вышел и плотно затворил за собой дверь. Орелия приблизилась к окну и посмотрела на сад, полный цветов. Было очень тихо, если не считать жужжанья пчел. Маркиз молчал, и она обернулась к нему:

— А знаете, милорд, ведь это в первый раз мы с вами сидим и едим… в одиночестве. Может быть, мы притворимся, на очень недолгое время, будто мы двое самых обычных людей, которые встретились в пути и которые… неравнодушны друг к другу? — но он не ответил, и она продолжала: — Давайте вообразим, что мы не переживали никаких ужасов и что впереди нас не ожидает… какое-либо несчастье. И существует только сегодня… и существуем… лишь мы.

И маркиз капитулировал перед этой просьбой:

— Только на сегодня, только на данную минуту! Но, главное, эти двое обычных людей очень любят друг друга, Орелия!

Он взял ее руку, и она подумала, что он сейчас ее поцелует, но маркиз только смотрел на нее, сжимая в своей ладони:

— Какая маленькая рука, — сказал он, — и, однако, в ней заключается для меня все, ради чего стоит жить!

Орелия отошла к столу, и они сели. Маркиз, словно приняв правила игры, которую она предложила, начал рассказывать о лошадях и об Аскотских скачках, что проводятся в маленьком городке в графстве Беркшир, в которых участвует и королевская семья и которые он надеялся выиграть, а также об усовершенствованиях, которые задумал для своих конюшен на следующий год. Орелия же поведала ему, что издатели заинтересованы в ее следующей книге и что она как раз обдумывает новый сюжет. Однако во все продолжение разговора их взгляды постоянно встречались, и тогда наступали внезапные паузы и мгновения, когда казалось, что они внимают совсем иному разговору — тому, который ведут их сердца. Ели они мало, и вскоре маркиз со стаканом вина в руке откинулся на спинку стула. Как всегда, он выглядел очень элегантным и непринужденным, так, словно восседает, как обычно, за обеденным столом в Райд Хаузе, и сердце Орелии устремилось к нему с новой силой.

— А теперь, любимая, — сказал он, — я хочу знать обо всем, что случилось. Понимаю, что тебе не очень хочется говорить об этом, но я должен знать.

— Но разве мы не можем обо всем… просто забыть? — с надеждой на это отвечала Орелия, подумав, как будет неловко рассказывать ему о той роли, какую сыграла в случившемся его бабушка-герцогиня. Но как же поведать ему всю правду и как объяснить, прежде всего, почему она взяла у герцогини пакет и поднялась в ландо?

— Я хочу знать все, — упрямо повторил маркиз. А чего же ей было еще от него ожидать!

И нерешительно, запинаясь, Орелия все ему рассказала, хотя не сомневалась, что с его обостренным чувством фамильной чести ему будет унизительно узнать о роли, сыгранной герцогиней в случившемся. Затем она скороговоркой описала ему, как обманула лорда Ротертона, притворившись, будто ее укачало, а сама написала ему записку и просила скорее доставить ее на конюшню.

— Ой, позабыла! — воскликнула она. — Я же пообещала, что Джим получит соверен, если найдет тебя побыстрее!

— Не беспокойся, я уплатил ему этот соверен! И заплатил бы тысячу соверенов, если бы они тогда были у меня в кармане. Но я дал ему первую же попавшуюся монету и поскакал галопом к тебе, а Чарльз поскакал за мной… — Маркиз облегченно вздохнул. — И знай, любимая, ты была в безопасности уже с того самого момента, как я получил эту твою записку! Если бы мы не увидели на дороге ландо, я приехал бы к Ротертону домой и убил бы его прежде, чем он… — Маркиз скрипнул зубами.

И Орелия снова глубоко вздохнула: такая жгучая ярость послышалась в его словах, — а он продолжал:

— На этот раз я тебя спас, Орелия, но что предстоит? Что с тобой будет, моя крошка? Ведь тебе нельзя жить одной! Даже компаньонка, а я решил нанять ее для тебя, не будет достаточной защитой. — И голос его посуровел. — Всегда найдутся мужчины, которые будут сходить с ума от твоей красоты и захотят, так или иначе, тобой завладеть!

— Я смогу быть в безопасности, если уеду в деревню, где все меня знают, — объявила Орелия, — я мало с кем там вижусь, а в Морден Грин очень спокойно. — И, говоря это, она попыталась улыбнуться, но тут их глаза встретились, и она замолчала, словно завороженная его взглядом — этот взгляд сказал ей о многом.

— И ты можешь хоть на минуту вообразить, что я не сойду с ума, все время представляя себе, как ты живешь, совершенно одна и, возможно, в угрожающей обстановке, а я далеко и не смогу помочь тебе? — резко спросил он. — Разве я смогу спать спокойно, постоянно думая, все ли у тебя в порядке? Как я смогу прожить хоть единый день, когда все, чего я прошу от жизни, — это быть рядом с тобой?

Орелия опустила глаза и нервно переплела пальцы: ее пронзила дрожь — такая страсть снова прозвучала в его голосе.

— Мы только-только решили, что будем вести игру, словно мы двое влюбленных. Очень хорошо, но тогда позволь мне сказать тебе, что я люблю тебя бесконечно и до умопомрачения! Я не могу оставить тебя, сознавая, что лишь однажды поцеловал тебя и только раз, несколько минут назад, обнимал… Неужели ты не понимаешь, что больше райского блаженства я хотел бы всегда целовать тебя, ведь ты создана для поцелуев, и чтобы твои губы мне отвечали, чтобы я мог целовать твои глаза, щеки, шею?.. И затем, когда я почувствовал бы, что ты тоже взволнована, я бы стал целовать тебя всю-всю, начиная с твоей прелестной головки до пальчиков твоих маленьких ножек! Вот чего я хочу, Орелия, и думаю, что в глубине души ты хочешь того же самого!

Он замолчал, и теперь Орелия взглянула на маркиза. В его глазах полыхал огонь, и она вздрогнула от охватившего ее незнакомого, странного ощущения.

— Я тебя хочу, — хрипло сказал маркиз, — я желаю тебя нестерпимо, Орелия. Я не могу тебя оставить. Поедем со мной!