Беверли Кендалл - Жертвуя счастьем

— Он увлечен Кэтрин? Ты не находишь, что это просто отвратительно? Кэтрин — твоя сестра-близнец.

Шарлотта прекрасно понимала, что именно Алекс имел в виду, но не разделяла его мнения.

— Ты не прав, Алекс. Ты ведешь себя так, будто мы с Кейти одно и то же лицо. Если бы это было так, тогда бы я опасалась, что тебя влечет к Кейти.

— Не смеши меня. Вы — два разных человека, две яркие индивидуальности. Лукас сначала познакомился с тобой и сразу же влюбился. И только намного позже он обнаружил, что существует еще одна женщина, очень похожая на тебя внешне.

— То, что Лукас когда-то был неравнодушен ко мне, ничего не значит. Сейчас мы друзья. Ты ведешь себя так, будто он представляет собой угрозу для наших отношений. Но ты ошибаешься.

— Для наших отношений? — переспросил Алекс, приподняв бровь. — И что же это за отношения, дорогая моя жена?

— Алекс, перестань. Не вредничай, — прошептала она. — Ты говорил, что хочешь поговорить со мной.

— Я хотел одного — снова оказаться в твоей постели. Но это ничего не меняет. Ты находишься в моем доме только потому, что в нем живет наш сын. И я сплю с тобой только потому, что мне так удобно. Зачем мне удовлетворять свои потребности на стороне, когда это можно сделать дома? Я же знаю, что ты готова ублажать меня каждую ночь.

— Ты хочешь убедить меня, что нас связывает только физическое влечение, только похоть? Но в душе ты прекрасно понимаешь, что это не так.

Шарлотта не могла позволить ему опошлить их отношения.

— Не льсти себе. Откуда тебе знать, что творится в моей душе?

— Тогда почему ты привязался к Лукасу? Если я для тебя всего лишь тело, удовлетворяющее твою похоть, то почему тебе не безразлично, с кем я сплю, когда тебя нет рядом?

— Потому что ты — моя жена. Ты обязана хранить мне верность. Это не я бросил тебя, а ты.

— Я объяснила тебе, почему так поступила.

— У тебя были любовники? — неожиданно спросил Алекс.

Шарлотта взглянула на него удивленно.

— Нет, — ответила она. — У меня был сын, и заботы о нем не оставляли мне времени ни на что другое.

— Ты сама выбрала такую судьбу. Ты могла остаться со мной, и тогда у Николаса был бы отец, который с радостью ухаживал бы за ним.

Шарлотта устало вздохнула.

— Тем не менее, мне пришлось четыре года растить сына одной.

— Так ты хотела завести любовника или нет? — упорно продолжал допытываться Алекс.

Шарлотту так и подмывало ответить ему «да». Но на самом деле она преодолела себя. Ее тело страдало без мужской ласки, оно жаждало прикосновения мужских рук, но сердце Шарлотты тосковало только по Алексу. И поэтому Шарлотта не могла размениваться на других мужчин. Голос ее сердца был сильнее, чем голос плоти.

— Нет, у меня не было желания заводить любовников, — промолвила она.

— Почему?

Он хотел, чтобы она раскрыла перед ним душу.

— Потому что есть ты. Ты это хотел услышать? Я знаю, что в отличие от меня ты не останавливался перед изменами. У тебя за эти пять лет было множество женщин.

Эти слова сами сорвались с ее уст, и Шарлотта сразу же пожалела, что произнесла их. Она не имела права испытывать ревность.

— А ты хотела, чтобы я до конца своих дней жил монахом и зализывал душевные раны, глядя на твой портрет? — парировал Алекс.

— Что с тобой? Тебя словно подменили. Увидев Лукаса, ты тут же стал другим. Наши отношения значительно улучшились за последнее время, ты это знаешь. Зачем ты снова портишь их?

Выпрямившись в полный рост, Алекс долго, не мигая смотрел на нее. Когда он заговорил, его голос звучал спокойно, как будто гнев утих:

— Временами мне кажется, что я могу жить, примирившись с прошлым, с тем, что ты сделала со мной. Но потом вдруг твой поступок вновь встает передо мной во всей его чудовищности, и я вспоминаю, чего ты лишила меня, как твое бегство повлияло на всю мою жизнь, изменило мой мир.

Она подошла к нему и осторожно тронула за рукав фрака. Ей хотелось обнять и поцеловать его, разгладить морщины на его лбу, стереть следы несчастья с его красивого лица.

— Алекс, — с горечью прошептала Шарлотта.

— Может быть, мы слишком спешим? — промолвил он.

Тон его голоса был как никогда серьезным, и это о многом сказало Шарлотте. Ей казалось, что ее сердце кровоточит, но она готова была отдалиться от Алекса, если ему это требовалось. Возможно, он прав. Разве можно за несколько месяцев исцелить душевную боль, которая накапливалась годами? Его глубокие раны не зажили до сих пор.

— Мы будем действовать медленно, так, как ты этого пожелаешь, — тихо сказала она.

Он взял ее за локоть.

— Давай вернемся в зал, иначе гости начнут обсуждать наше долгое отсутствие. В конце концов, все они приехали сюда, чтобы отпраздновать твое возвращение.

Уголки его рта дрогнули в улыбке. Направляясь по коридору в сторону зала, Шарлотта молила Бога о том, чтобы их медленное, неспешное сближение не выродилось однажды в полное безразличие, в остановку движения навстречу друг другу или даже в откат в прежнее состояние холодной враждебности.

На следующее утро Алекс, как всегда, отправился на прогулку верхом. Когда он вернулся, Альфред доложил ему, что маркиза вместе с сыном поехала в Радерфорд-Мэнор. Таким образом, Алекс остался дома один.

Странно. Он прожил здесь в одиночестве почти три года, а жена и сын поселились в доме всего два месяца назад, но когда они уезжали, дом казался Алексу пустым и слишком просторным для него одного.

— Милорд, приехала герцогиня. Прикажете проводить ее в гостиную? — спросил появившийся на пороге кабинета Альфред.

Его мать осталась в Рединге? Алекс думал, что родители после бала уехали обратно в Лондон. Они редко останавливались в маленьком доме, расположенном в предместье неподалеку от усадьбы Алекса.

— Да, проводите ее в гостиную и скажите, что я скоро выйду.

— Не беспокойся, я и здесь могу поговорить с тобой, — раздался голос герцогини, и Алекс увидел ее фигуру в дверном проеме позади Альфреда.

Вздохнув, Алекс подал знак дворецкому, и тот удалился. Войдя в кабинет, герцогиня окинула помещение оценивающим взглядом.

— Здесь слишком темно, — вынесла она свое заключение, — тебе нужно отделать стены панелями из более светлой древесины и сменить мебель. Красное дерево выглядит слишком траурно.

— Доброе утро, мама. Я думал, что ты проспишь до полудня, учитывая, что бал закончился далеко за полночь.

Осанка герцогини была, как всегда, величественной, а одежда и прическа безупречными. Ее платье ниспадало свободными складками. Герцогиня постоянно подчеркивала, что не носит жестких корсетов, поскольку слишком стара для них. Впрочем, она твердила это все последние пятнадцать лет.

— Я, разумеется, с удовольствием повалялась бы в постели еще, если бы мне не надо было срочно поговорить с тобой.