Дженнифер Хеймор - Греховный намек

Сегодня утром Гарет приказал дворецкому передавать ему всю почту Софи. Он смутно помнил, что читать личную переписку жены неприлично, что так не полагается, что это ужасное нарушение этикета. Но что же в его положении делать? Ведь так он сможет больше узнать о ней. Сможет понять, о чем она думает, кто ее друзья и что они обсуждают. А также будет в курсе всех нынешних сплетен, касавшихся его возвращения.

Гарет стал читать письма. Размашистый почерк на одном из толстых конвертов показался ему знакомым, и он взвесил его на ладони, прежде чем сломать печать. Отложив несколько листов с рисунками, Гарет развернул само письмо. Оказалось, что оно от его тети Бертрис. И она писала о первом сезоне некой Бекки.

Бекки?.. Кажется, Фиск сказал, что у него, Гарета, есть младшая единокровная сестра, которая живет вместе с теткой в Колтон-Хаусе.

Да-да, теперь он вспомнил. Ребекке было всего десять, когда он в последний раз ее видел. Это была худенькая тихая девочка, предпочитавшая чтение и учебу танцам и играм. Отец умер, когда она была совсем крохотной. Несколько лет спустя скончалась от пневмонии и ее мать, вторая леди Гарет, которую он едва знал. И заботиться о Ребекке пришлось тетке.

Ребекка всегда вела себя так, словно боялась его. Вероятно, потому, что почти не видела мужчин, если не считать его редких визитов в Колтон-Хаус, когда служба в армии позволяла отлучиться. В двадцать лет, когда он был безумно влюблен в Софи, ему было не до сестры.

Однако Софи, по всей видимости, проводила много времени с Ребеккой и теткой, потому что обе сейчас собирались остановиться в лондонском доме Колтонов. Гарет быстро пробежал глазами письмо, пропуская все подробности планов «поймать» для Бекки одного из самых завидных лондонских женихов.

Но неужели это правда? Сезон?.. Для его маленькой сестрички?..

Гарет нахмурился, пытаясь вычислить ее возраст. Господи милостивый, да ведь Ребекке уже восемнадцать! И они с тетей Бертрис намеревались прибыть в Лондон… двадцать третьего апреля!

– О Боже, – пробормотал Гарет, отбросив письмо. До их приезда оставалось всего две недели! Но как же он встретится с ними?!

Постучавший в дверь слуга объявил, что обед подан. Гарет даже не поднял головы. И жестом отпустил слугу.

Он долго набирался мужества, прежде чем отправился в столовую. Остановившись в дверях, окинул взглядом комнату. С потолка свисала ярко горевшая люстра. Тристан и Фиск, оба в черном, с белыми галстуками, сидели друг против друга, а Софи – в конце стола. Она была в атласном бордовом платье с пышными короткими рукавами, отделанными крошечными розочками. Волосы же были подняты наверх и собраны в украшенную розами изысканную прическу; при этом крошечные букольки ниспадали на уши, с которых свисали бриллиантовые серьги. Бриллиантовое колье такой же работы обвивало шею, сверкая в свете свечей. Она была необычайно элегантна и прелестна. А он, Гарет, весьма неподходящая ей пара. Ведь он не только изуродован – на нем грязные брюки, сапоги с протертыми подошвами и полинялая рубашка. Да еще этот его ужасный черный плащ… Но все же хорошо, что Фиск раздобыл ему этот плащ. Он носил его, чтобы скрыть то, что находилось под ним. Хотя, конечно же, ему уже пора купить соответствующую его положению одежду. Глупо ведь претендовать на роль хозяина дома, если он будет выглядеть грязным фермером.

Стиснув зубы, Гарет оторвал взгляд от Софи и нашел единственное незанятое место – во главе стола. Может, Тристан и сидел там весь последний год, а его нынешнее место просто уступка?

Пожав плечами, Гарет шагнул к столу и уселся. Проклятие, он слишком поздно понял, что забыл, как должен вести себя герцог за столом. Конечно же, ему следовало раньше об этом подумать.

Обед проходил в молчании, и тишину нарушало только тихое позвякивание столового серебра. Гарету же вспоминались их прежние обеды и веселые застольные беседы. О чем же они тогда говорили? Нет, не вспомнить… Но он прекрасно помнил, какое удовольствие испытывал от присутствия Софи и Тристана. Они были так счастливы!..

Легкий весенний суп был пересолен, овощи – переварены, а жареный цыпленок имел вкус картона. Но Гарет съел все; за последние годы он усвоил, что главное не вкус, а сытость обеда. Единственное, что понравилось ему, – это вино, и он выпил несколько бокалов. При этом он время от времени поглядывал на Софи. Выходит, у них с ней есть дочь. Удивительно!

Когда они только поженились, она отчаянно молилась о ребенке, и он всегда считал, что из нее выйдет прекрасная мать. Однако после четырех лет брака Софи так и не понесла, и они сдались, были почти уверены, что она бесплодна. Однако каким-то чудом Софи забеременела до того, как он уехал на войну. Да, это действительно чудо…

Он стал думать о прелестной малышке в детской. В ее жилах – его кровь. И она просто прелестна – с личиком сердечком, умными голубыми глазками и светлыми волосами. Малышка смотрела на него так, словно не замечала ужасного шрама у него на лице. Это очень его обрадовало, безмерно обрадовало…

Увы, он семь лет был лишен радости отцовства, которого так долго жаждал. Но возможно, Софи научит его быть настоящим отцом их дочери. Да, возможно… Если только он сумеет перекинуть мост через пропасть между ними. К сожалению, сейчас такие перспективы казались нереальными.

Глядя на Тристана, не сводившего с Софи глаз, Гарет с громким звяканьем отложил вилку и снова глотнул вина. Он будет держаться за Софи, даже если та возненавидит его. Она принадлежит ему – как титул и земли. Он слишком долго жил без всего того, что принадлежало ему по праву. Но он все вернет, черт подери! И не выпустит из рук.

Гарет уставился на свой бокал. Свет свечей отражался от хрусталя и танцевал в светлой жидкости. О, дьявол, как же ему хотелось, чтобы Софи смотрела на него так, как раньше. Хотелось, чтобы ее зеленовато-карие глаза лучились любовью… И любовь Софи стоила того, чтобы за нее бороться.

Тут рядом с ним материализовалась чья-то фигура, и Гарет не сразу сообразил, что это слуга, предлагавший ему какое-то блюдо. Отогнав слугу взмахом руки, Гарет заставил себя расслабиться. Он до сих пор не привык к тому, что прислуга здесь разгуливала по всему дому. Его воспоминания о слугах были весьма смутными, и эти люди ужасно его раздражали.

Допив наконец вино, Гарет отставил бокал и объявил:

– А теперь будем пить портвейн в кабинете.

Все молча уставились на него, а он спросил:

– Ты присоединишься к нам, Софи?

Тут он вдруг вспомнил, что леди не пьют портвейн вместе с джентльменами, но ему было все равно.

Софи чуть наклонила голову:

– Да, разумеется, ваша светлость.

Гарет оторвал от нее взгляд, ошеломленный очередным воспоминанием: Софи шепчет нежные слова ему на ухо и прикладывает какую-то мазь к его спине после того, как отец избил его ремнем за какую-то провинность.