Барбара Картленд - Безжалостный распутник

На ней было роскошное платье, соответствующее ее статусу замужней женщины. Волосы, уложенные в замысловатую прическу, венчала шляпка, украшенная огненно-красными перьями.

— Вы одна? — удивленно спросила леди Элен. — А где наш граф?

— Полагаю, его светлость будет не скоро, — ответила Сиринга.

— Это не важно, — произнесла леди Элен. — Потому что я хочу поговорить с вами.

— Со мной? — искренне удивилась Сиринга.

— Да, с вами. Разумеется, мне интересен любой человек, живущий в доме Анселина. Мы так близки, и у нас так много общего, что меня удивляет его нежелание узнать мое мнение о вас.

— Все было устроено… в такой… спешке, — неохотно ответила Сиринга.

— Я знаю, — подтвердила леди Элен. — Я уже говорила Анселину, что простила его. В конце концов, поскольку вы вполне милое дитя, я могу позволить себе быть великодушной. Анселин может предложить вам гостеприимство… но мне он дает так много… намного больше, чем вам.

Леди Элен говорила негромко и спокойно, однако Сиринге казалось, что за ее словами таится нечто большее.

— Что вы хотите этим сказать? — спросила она.

— Я хочу сказать, дорогая, что вам с самого начала следует понять: вам не стоит строить каких-либо иллюзий в отношении его светлости графа, потому что он любит меня. Причем любит давно.

У Сиринги перехватило дыхание, и, поскольку она не произнесла ни слова, леди Элен продолжила:

— Вы непременно должны знать об этом! В Лондоне это известно всем. Наши имена всякий раз упоминают только вместе.

Заметив растерянное выражение лица своей собеседницы, леди Эллен встала с удовлетворенной улыбкой на губах.

— Я не стану обременять себя ожиданием леди Херлингем, — сказала она. — В любом случае я увижусь с ней сегодня вечером на балу. Мы будем все вместе ужинать. — Немного помолчав, она заговорила снова: — Я с нетерпением жду той минуты, когда Анселин увидит мое новое платье и оценит, насколько прекрасно оно подходит к рубиновому ожерелью, которое он мне подарил. Это такой милый подарок, один из многих, которыми он обычно выражает свою любовь ко мне.

С этими словами она вышла из комнаты. Сиринга задумалась над тем, почему после ухода этой женщины у нее стало так скверно на душе. Ощущение было такое, будто ей вонзили в сердце нож.

Теперь вместо бриллиантовой брошки в коробочке из черного бархата она видела перед собой ожерелье из кроваво-красных рубинов, зловеще сверкавших на белоснежной коже лилейной шеи леди Элен.

— Я жду, Сиринга, — произнес граф.

Его голос вывел ее из задумчивости.

— Ждете, — повторила она.

— Жду ваших объяснений, — сказал он, — и по возможности хочу услышать правду.

Сиринга ответила не сразу:

— Вы дарите бриллианты… другим женщинам, наверное, они… могут дать вам… что-то взамен. Но я ничего не могу вам дать… ничего. И поэтому я остаюсь перед вами в долгу, милорд.

Она опустила голову и не увидела, как изменилось выражение его лица.

— Вы хотите сказать, — произнес граф, — что не любите брать, не давая ничего взамен?

— Нет, то есть да.

— И вы, по всей видимости, знаете, что я дарил бриллианты леди Элен.

— Она сама… сказала мне… об этом, — призналась Сиринга и, помолчав, продолжила: — Леди Элен… может поступать… как ей заблагорассудится. Но я… я ни за что не приму в подарок эту брошь… хотя она очень красива.

Ее голос предательски дрогнул, готовый в любое мгновение перейти в рыдание.

Графу было трудно возражать, ведь она понимала — ему ничего не стоит заставить ее принять подарок, запугать ее точно так же, как до этого он поступил с платьями.

Роттингем протянул руку и с решительным щелчком закрыл обтянутую бархатом коробочку.

— Отлично, Сиринга, — сказал он. — Я не стану мучить вас. Вместо этого я предложу вам нечто другое, что наверняка вас обрадует.

Сиринга посмотрела на него широко раскрытыми глазами. Она была бледна и очень боялась, что навлекла на себя его гнев.

Граф тем временем сел за стол и открыл нижний ящик, из которого извлек квадратную шкатулку для драгоценностей. Он поставил ее перед собой.

— Здесь лежат бриллианты, которые когда-то принадлежали моей матери, — пояснил он. — Они стоят недорого, иначе мой отец, вне всякого сомнения, их продал бы. Перед тем как уйти в мир иной, она завещала их мне, точнее, моей будущей жене.

С этими словами граф вставил ключик в шкатулку и открыл крышку.

— Я не собираюсь дарить их вам, Сиринга, я лишь предлагаю взять их у меня на время взаймы и носить эту брошь, пока она вам не надоест.

Свет жизни вернулся в глаза Сиринги.

— Разве так можно? — спросила она. — Для меня это большая честь. Я буду с гордостью носить вещь, принадлежавшую вашей матери. Обещаю вам, что буду бережно обходиться с ней и верну по вашему первому слову.

Сиринга заглянула через плечо графу. В шкатулке лежало несколько брошек, но ее внимание привлекла лишь одна из них — три крошечных цветка из бирюзы и в центре каждого — бриллиант. Стебли и листики были также составлены из бриллиантов.

Сиринга осторожно прикоснулась к броши одним пальцем, и Роттингем вынул понравившуюся ей вещь из шкатулки.

— Я так и подумал, что она вам понравится.

— Она почему-то напоминает мне о нашем тайном месте, нашем святилище в лесу, — сказала девушка. — Напоминает о цветках барвинка, которые можно отыскать в траве, и о прекрасных незабудках.

— Тогда вы непременно должны носить эту брошь, — сказал граф. — Я уверен, что она принесет вам удачу.

— Я уже и без того счастлива, — с улыбкой призналась Сиринга. — Даже не представляю, как можно быть еще счастливее.

— Вы уверены? — спросил граф.

— Вполне! — ответила Сиринга. — Но вдруг эта брошь и впрямь принесет мне удачу, и со мной случится что-то удивительное.

Произнося эти слова, она приколола брошь к платью.

— Ровно? — спросила она.

— Не совсем, — ответил Роттингем.

Он снял брошь и приколол ее там, где низкое декольте платья скрывало ложбинку между холмиками ее грудей.

Почувствовав, как его пальцы прикоснулись к ее коже, Сиринга напряглась, и по ее телу молнией пробежала дрожь.

«Странно, — подумала девушка, — что такое со мной происходит? Даже не знаю».

Наконец брошь была приколота там, где положено.

— Мне приятно, что вы будете носить вещь, принадлежавшую когда-то моей матери, — признался граф.

— Как же мне отблагодарить вас? — задумалась вслух Сиринга. — Сегодня ваш день рождения, но подарок дарите мне вы.

С этими словами она прикоснулась к брошке. Затем инстинктивно подалась вперед и коснулась губами щеки графа.

— Спасибо… спасибо вам, господин Юпитер, — прошептала она. — Не только за брошь… но и за многое другое.

Не дожидаясь его ответа, она, застеснявшись, вскочила и выбежала из комнаты.