Алисса Джонсон - Леди-наследница

Он долго, испытующе смотрел на нее, прежде чем ответить:

— Я никогда не смог бы забыть вас, Уиннифред.

Она пожала плечами и провела пальцем по ручке ложки.

— Жалко, что ваша семья не считает так же.

— Да, жалко. Очень жалко.

Она отдернула руку со стола и поморщилась. Гидеон был сегодня таким внимательным, таким чудесно заботливым, а она отплатила ему сварливостью и недовольством.

— Я прошу прощения, — пробормотала Уиннифред. — Это было ни к чему. Не знаю, зачем я это сказала.

— Помимо того, что это правда, — проговорил он с большей добротой, чем она заслуживала, — вы так сказали, потому что устали больше, чем готовы признаться.

Она, казалось, не могла поднять взгляда от своей пустой миски.

— Это не оправдание…

— И, — продолжил он, не дав ей договорить, — по той же причине принимаете это слишком близко к сердцу. Уиннифред, посмотрите на меня. — Он подождал, пока она послушалась. — Вы того и гляди упадете в свою миску. Идите наверх, ложитесь спать. Утро вечера мудренее.

При иных обстоятельствах она, может, обиделась бы на намек, что ей трудно видеть вещи такими, какие они есть на самом деле. В сущности, ей хотелось обидеться, что лишь подтверждало его слова.

Она вымотана. Тело как будто налито свинцом, а в голове полный сумбур. Уиннифред понимала, что все равно злится, но не могла решить, то ли на него за то, что она должна стать леди, то ли на себя за то, что не оправдывает его ожиданий. Вероятно, и того и другого понемножку, что кажется совершенно бессмысленным.

— Уиннифред, — снова повторил Гидеон, — идите спать.

Сдавшись, она кивнула и поднялась, чтобы пойти к себе.

На следующее утро Уиннифред стояла перед таверной и наблюдала за Гидеоном, присматривающим за тем, как в карету впрягают лошадей. Фредди с наслаждением втянула в себя холодный утренний воздух и улыбнулась. Она вновь чувствовала себя нормально… даже лучше. Значительно лучше. В сущности, она чувствовала себя бодрой и полной сил.

Это было так странно. Она легла спать, переживая из-за своей размолвки с Гидеоном, а проснулась в таком прекрасном настроении, что безо всякого труда справилась со своими тревогами так, как часто делала… отмахнувшись от них.

Гидеон не сердился на нее, когда она уходила. И она больше не сердится. А остальное со временем разрешится.

Все казалось таким простым. Что, если честно, было немножко странно.

Как это может быть, что тело все еще борется с остатками слабости, а душа буквально воспарила? Уиннифред как раз размышляла над этим, когда Гидеон через двор направился к ней. Тогда она стала размышлять, как ей нравится наблюдать за Гидеоном, направляющимся через двор к ней.

Он должен бы казаться неуклюжим или менее мужественным из-за своего увечья, но почему-то не кажется. Он двигался с неожиданной грацией и безошибочной уверенностью человека, не сомневающегося в своем физическом совершенстве. Она понаблюдала, как скульптурные мышцы бедер бугрятся под плотно облегающей тканью брюк, потом позволила взгляду скользнуть вверх, к его широкой груди, увидела, как быстро поднимаются и опадают сильные плечи, когда он опирается на трость.

О да, все в Гидеоне говорило о его необычайной физической силе. И все это удивительно действовало на нее.

— Чувствуете себя лучше? — поинтересовался Гидеон, подходя к ней.

— Намного, спасибо. — Позабавленная направлением своих мыслей — но куда меньше горячей краской на щеках, — Уиннифред сцепила руки за спиной и покачалась на носках. — Знаете, вы были правы. Утро вечера мудренее. Воистину так. Я чувствую какую-то беспричинную радость. Это так странно.

Он склонил голову набок.

— Вы раньше не болели, да?

— Ну, у меня были простуда и легкое недомогание по дороге в Шотландию. А что? — Она перестала покачиваться, ей в голову пришла ужасная мысль. — Эта эйфория — симптом чего-то более серьезного?..

— Нет! — со смехом ответил он. — Просто признак выздоровления.

— Ох. — Как замечательно. — И долго она длится?

Он перевел взгляд на карету, потом снова на Уиннифред.

— Боюсь, что нет.

— Значит, буду наслаждаться ею, — решила она.

Он усмехнулся и кивнул:

— Пойду приведу Лилли.

Час спустя Уиннифред отметила, что Гидеон оказался прав и насчет кратковременности ее эйфории. С каждым покачиванием кареты еще одна частичка ее хорошего настроения ускользала прочь.

Уиннифред снова ехала на козлах, и хотя находила движение кареты неприятным, однако много что отвлекало ее от этого неудобства, и ей было невдомек, почему вообще кто-то может хотеть ехать внутри. Вокруг столько всего интересного, а узкий обзор пейзажа из окна кареты, да еще почти закрываемый верховым, не сравнить с великолепным видом, открывающимся с высокого сиденья. Более того, Гидеон снова решил составить Уиннифред компанию и развлекал ее рассказами о своих путешествиях и юности. И все это, по его собственному признанию, он щедро приукрашивал для пущей драматичности. Уиннифред была в восторге от этого. Она была в восторге от него. Никогда еще не встречала она человека, способного рассмешить ее и тут же заставить мечтать, потом заинтриговать и сразу же раззадорить.

Но самым непривычным для нее была забота кого-то сильного. С Лилли это всегда было товарищество и взаимопомощь. Но с Гидеоном Уиннифред чувствовала себя… защищенной. Не было иного слова, иного способа описать, что она чувствовала, уютно приткнувшись у него под боком, под защитой этого большого и сильного мужчины. Когда карета слишком сильно раскачивалась, он придерживал Уиннифред сильными руками, и тепло его тела проникало сквозь ее накидку и платье, согревая кожу, прогоняя холод.

Фредди всегда считала себя человеком независимым, способным позаботиться о себе. Но приходилось признать: это такое утешение, даже некое ощущение свободы — знать, что она может рассчитывать на Гидеона. Так приятно сознавать, пусть даже и ненадолго, что ей не надо быть сильной.

Но даже частых остановок, которые они делали, отвлекающей красоты пейзажа и общества Гидеона было недостаточно, чтобы полностью избавить Уиннифред от недомогания. Ко второй половине дня ее беспокоила постоянная ноющая боль в животе, а руки и ноги отяжелели. Она старалась не дать себе уснуть, помня, что говорил Гидеон об опасности слишком долго не смотреть на дорогу, но мало-помалу голова свесилась на грудь, и Уиннифред уснула.

Проснулась она сама, медленно и с неприятным ощущением, будто кто-то затолкал ей в рот шерстяное пальто. Окончательно проснувшись, она поняла: точнее было бы сказать, что она приложилась к пальто ртом.

И обслюнявила Гидеона.

Она так резко дернула головой, что шее стало больно.