Эшли Марч - Неотразимая графиня

Она вздохнула. Унылый звук, резкий контраст с ее отважной попыткой сохранить голос безучастным.

— Лия… — начал он не без раздражения.

Он не имел права причинять ей боль, как бы сильно ни хотел раскрыть ее секрет.

Лия отмахнулась:

— Да, я была одинока. И не могла плакать на виду, все стали бы задавать вопросы. И держалась подальше от Йена, насколько это было возможно.

— Вы ссорились с ним?

Она покачала головой.

— Я застала их вместе. Они оба видели меня. Не было причин для ссор. — Ее палец замер на телескопе. — Я не хотела, чтобы кто-то узнал. Ни моя семья, ни моя мать, которая верила, что она нашла для меня прекрасную партию, никто из друзей или знакомых, которые скорее были его друзьями… Они все завидовали мне, веря, что я самая счастливая женщина, так как вышла замуж за Йена Джорджа. И я…

Глубоко вздохнув, она потянулась и повернула телескоп. Себастьян наблюдал за ее рукой, тонкой и маленькой, удивительно изящной.

— Может быть, мне следовало раньше рассказать вам, но я стыдилась. Оглядываясь назад, во многом виню себя. Думаю, я, должно быть, сделала что-то не так. Я была скучная, слишком примитивная, или… — она взглянула на него из-под густых ресниц, затем снова отвела глаза, положив руки на колени, — как вы предполагали, я не удовлетворяла его в… наших супружеских отношениях.

Себастьян кашлянул, молча желая, чтобы она продолжала. Кроме того, что он чувствовал вину за сказанные раньше слова, ему почему-то трудно было представить Йена и Лию любовниками. Ему легче было нарисовать другую картину — Йен и Анджела вместе, так много времени он провел, мучая себя своим собственным воображением. Но Йен и Лия… они были слишком разные. Она темноволосая, он блондин, она среднего роста, он высокий, она тихая, он энергичный. Неужели кто-то мог подумать, что они принадлежат друг другу?

— Хотя я была окружена людьми — слуги, Йен и лондонское общество, — я была совершенно одна. Я никому не доверяла, никому не могла ничего рассказать. Йен пытался поговорить со мной об этом, и стало еще хуже. Он заставлял меня начать этот разговор, а я притворялась, что никогда не любила его, потому что не хотела больше ничего, только бы он оставил меня в покое.

Она замолчала, затем открыла рот и снова закрыла его.

— Расскажите мне, — попросил Себастьян, подумав, что, может быть, Йен угрожал ей, кричал на нее, бил ее.

Он всегда думал, что хорошо знал Йена, и не мог представить, что тот может предать его, заведя роман с Анджелой, так что вполне возможно, что он был способен на худшее. Себастьян ощутил внезапный порыв самому осмотреть Лию и найти синяки, хотя сейчас от них могли остаться лишь бледные следы.

Но она отказалась отвечать.

— Нет, я не должна вам ничего рассказывать.

— По крайней мере скажите, он не обижал вас?

Она повернула к нему голову, ее глаза расширились.

— Нет. Йен никогда не стал бы… Нет, ничего такого не было.

Себастьян проглотил комок в горле и глубоко вздохнул.

Она снова начала говорить, на этот раз быстрее, ее тон был энергичный, почти веселый.

— В течение целого года я не сказала никому ни слова об их романе. И так было до трагедии, а потом появились вы. Но конечно, вы не хотели говорить об этом. Вы хотели спрятать правду от всех.

— Вы понимаете почему.

— Понимаю, — сказала она. — Я не виню вас. И кроме того, я тоже не хочу, чтобы кто-то узнал об этом… это так стыдно!

— Мне не стыдно, Лия. Я…

Она повернулась к нему, прикрыла его рот своей рукой.

— Вы позволите мне закончить?

Себастьян почувствовал мягкость ее ладони, запах мыла, нежный, едва уловимый. Себастьяну хотелось закрыть глаза и, взяв ее руку, прижаться к ней губами. Вместо этого он молча кивнул, и Лия убрала руку.

— Я должна признаться, что больше не хочу быть одинокой. Не только после случая с каретой. Я знаю, вы все еще сердитесь, но я провела последний год и большую часть моей жизни, будучи обманутой во всех своих ожиданиях. Вы правы, говоря, что я могла бы кататься на лодке или делать что-то еще, не приглашая гостей, но я не хочу. И если единственный путь не быть одной — это притвориться, что я люблю Йена, и устроить этот фарс в его честь, то так тому и быть.

Она снова подняла глаза к звездам, ее губы приоткрылись, а грудь вздымалась и опускалась. Света от лампы, стоявшей у ее ног, было достаточно, чтобы он мог видеть, как бьется голубая жилка пульса на ее шее.

— И вы получили то, чего хотели? — спросил он.

Она медленно повернулась к нему с молчаливым вопросом.

— Сейчас, когда вы устроили этот прием, вы все еще чувствуете себя одинокой?

Она опустила ресницы, избегая его взгляда, и он подумал, что это единственное движение и было ее ответом. Он приготовился спросить снова. Но она подняла глаза и усмехнулась.

— Нет, когда вы рядом.

Не было ничего кокетливого или соблазнительного в ее тоне, скорее, это было похоже на неохотное признание, словно она не хотела, чтобы он разрушил ее одиночество. И Себастьян склонился ближе, не в состоянии сохранять дистанцию, и потянулся, чтобы погладить ее растрепавшиеся волосы.

Господи, какие же они мягкие, невероятно прекрасные и шелковистые, словно вода протекает сквозь его пальцы. Он отвел их от ее лица и наблюдал, как они падают, словно водопад, по ее щеке и шее.

Она что-то промурлыкала, тихо и нежно, как если бы она умоляла его. Но остановиться или продолжать? Себастьян смотрел в ее тревожные и беспокойные глаза. Но затем ее ресницы опустились. Это было разрешение, которого он ждал.

Он дотронулся рукой до ее щеки, наслаждаясь четким овалом ее скулы под своей ладонью. Себастьян наслаждался теплотой ее щеки, ее бархатистой кожей.

Затем большим пальцем он дотронулся до уголка ее рта, и стоило ему провести по ее верхней губе, как Себастьян почувствовал, что кровь заиграла от желания. Не в состоянии остановиться, он прикасался и прикасался к ее рту. Проводя по нему подушечкой большого пальца, заставил ее приоткрыть рот. И, оттянув нижнюю губу, коснулся пальцем кончика ее языка.

И Лия вздрогнула и дотронулась языком до его пальца — не одним, а двумя короткими касаниями, — ее глаза все еще были закрыты, а пальцы крепко сжали колени. Себастьяну не оставалось ничего другого, как убрать палец и ждать, пока она откроет глаза, ждать, когда она признается, что хочет большего.

Прошла секунда-другая, ее ресницы, наконец, вспорхнули. Себастьян не сводил с нее глаз. Мягко взяв ее подбородок, поднял его и поцеловал ее в губы.

Лия замерла, как только губы Себастьяна прикоснулись к ее губам. Поцелуй — это было больше, чем простая ласка, больше, чем эксперимент, игра языка с его пальцем.

Она знала, что он хочет поцеловать ее. Когда она открыла глаза и встретила его горящий и яркий взгляд, его зеленые глаза выдавали его желание. Да, он хотел поцеловать ее. И Лия позволила ему наклониться к ней, потому что в эту секунду ей показалось, что она тоже хочет этого.