Эшли Марч - Неотразимая графиня

Наконец они оба уселись на толстую дубовую ветвь в футах двадцати над землей, которая была способна выдержать их обоих. Хотя было холодно, оба разогрелись от усилий. И тяжело дышали, наблюдая, как вырывается пар при дыхании.

— Мои поздравления, леди Райтсли. Вы все-таки сделали это!

Она повернулась лицом к нему. Широкая улыбка на ее губах была еще шире, чем в тот раз, когда он впервые упомянул слово «безрассудство».

— Спасибо, милорд, — сказала она и наклонилась к нему, ее плечо коснулось его бока.

На какой-то момент Себастьян затаил дыхание, сознавая важность момента. Она прикоснулась к нему. Правда, это не был поцелуй. Но вместе с тем нечто большее. Акт доверия — маленький, но неоспоримый.

— Что произошло с Йеном? Он сделал что-то непоправимое, что заставляет вас избегать меня, или просто дело во мне? — спросил он и тут же проклял себя, когда почувствовал, как она напряглась рядом с ним.

Он подумал, что она начнет спускаться вниз, но нет, она не стала. И хотя она отвернулась, но продолжала спокойно сидеть. Когда она молчала несколько минут, он снова отругал себя.

— Простите меня. Я не должен был спрашивать.

Она сделала движение головой — почти кивок, — и он мог слышать ее глубокое дыхание.

— Вы помните, как сравнивали меня с Анджелой в Линли-Парке?

— Лия…

— Вы думаете, Йен избегал близости со мной и поэтому обратил внимание на Анджелу?

Себастьян хранил молчание. Извиняйся хоть тысячу раз, это ничего не изменит.

— Правда заключается в том, милорд…

— Себастьян.

Он мог наконец-то напомнить ей, что теперь он ее муж. Он больше не был другом ее умершего мужа, грубо и мстительно пытавшегося сделать ей больно, дабы заглушить собственную боль.

— Правда заключается в том, Себастьян, что Йен приходил ко мне в спальню каждую ночь.

Себастьян не думал, что что-то может причинить ему боль большую, чем предательство Анджелы и Йена. Но он ошибался. То, что она сказала сейчас, было гораздо хуже.

— Это было почти сразу после того, как я узнала об их романе… Все должно было бы быть по-другому, но… Я не хотела понимать это. Я думала, может быть, если я ничего не скажу, тогда это кончится само собой, и он вернется ко мне. И снова будет любить меня. Но он начал обсуждать со мной свою измену. Извинялся. Я плакала. И чувствовала еще большую боль, потому что я отдала ему свое сердце, а оказалось, что это никому не нужно. Он больше не любил меня.

Ее голос был мертвый, лишенный эмоций, сухой, как те листья, что роняло дерево.

— Не знаю, зачем он делал это, может быть, думал, что я буду чувствовать себя лучше? И я позволяла ему, потому что я… — Она рассмеялась странным чужим смехом. — Я думала, хотя он не может выразить это в словах, но наша близость доказывает, что он по-прежнему чувствует что-то ко мне. Когда после всех признаний и извинений он занимался со мной любовью, я не знала, что думать. Мне было стыдно… За него, за себя, за сложившуюся ситуацию. Я говорила ему, что меня не волнуют его отношения с ней, но я хочу ребенка, я заслужила это право — иметь своего собственного ребенка, чтобы любить и радоваться. И это была правда. Я отчаянно хотела этого. Я мечтала стать матерью, еще когда была девочкой, и всегда любила играть с Беатрис в дочки-матери. Может быть, он больше не любил меня или, по крайней мере, думал, что разлюбил, но если он приходил в мою постель каждую ночь, по крайней мере я знала, что он по-прежнему хочет меня. И тогда мне было достаточно этого.

Себастьян посмотрел вниз, потревоженный движением руки Лии, которую она сжала в кулак.

— И так продолжалось до конца. Человек слова, — фыркнула она, — каждую ночь он входил в мою спальню. От него пахло другой женщиной, сексом, ванилью и еще чем-то…

— Лавандой.

Желваки заходили на скулах Себастьяна.

Лия кивнула.

— Ее запах. Он пах Анджелой. И приходил ко мне, раздевал меня, целовал, ласкал… Я хотела верить, что он доставляет мне удовольствие, потому что хочет меня, но… Проходили недели, и его ночные визиты были все, что он давал мне. Я поняла, что он таким образом старался замолить свой грех. Каждый раз, когда он занимался со мной любовью, это было молчаливое извинение. — Она вздохнула. — И вскоре я стала со страхом ждать этих ночей. Я могла бы не впустить его, но не сделала этого. Я хотела ребенка. Но этого так и не случилось, и… вы понимаете? Постепенно я превратилась в шлюху. Его шлюху. Впрочем, как и он… Мое тело — место для зачатия ребенка. Его — инструмент для производства. Господи, какое же облегчение я испытала, когда он умер.

Она дрожала всем телом. Дрожала так сильно, что ее дрожь передалась ему. И в эти минуты он не мог даже сообразить, что должен сказать.

— Мне очень жаль, Лия. — Он поднял руку и обнял ее за плечи, затем снова опустил ее. — Мне очень жаль.

— Это ужасно, не так ли? Что я не испытываю печали? Я никогда не желала его смерти. Я приняла это как есть, молясь каждый день, что, может быть, я зачала… И даже сейчас, когда он ушел…

Лия вздохнула. Он мог чувствовать каждое движение ее тела. Нежное движение ее плеч, когда воздух исходил из ее легких. Он так хотел обнять ее, так хотел, чтобы она попросила его об этом. Но больше, чем прежде, он боялся ее отказа. Он не желал сравнения с Йеном.

— Нет, он не был чудовищем, — тихо продолжала она. — Он мог бы хуже относиться ко мне, но этого не было. Он просто… Любил другую. — Она замолчала, затем откинула голову и посмотрела на него. — Я хочу спуститься вниз.

— Хорошо.

И дальше все было так, словно этого разговора не было, как будто она не открыла ничего из своего прошлого с Йеном. Они спустились вниз, Себастьян первый, чтобы помочь ей. По дороге домой она говорила о Генри, о том, как она не дождется, когда придет зима и они будут играть в снежки. Она говорила о том, что будет у них на обед. О птицах, которые летали над головой, о том, как уютно выглядит дом, и она предлагала ему добежать до дома наперегонки…

Но она не сказала о чем-то главном, что помогло бы ему поверить, что стена, разделявшая их, наконец-то разрушена. И когда они вошли в дом, Себастьян ощутил, как другая, невидимая дверь захлопнулась перед ним, отделяя ее от него.

Как только Лия вошла в свою комнату, она села на край кровати и спрятала лицо в ладонях. Почему она не может освободиться от своих страхов? Она хотела Себастьяна, знала, что и он хочет ее.

У нее был выбор, как в тот раз, когда она решала: устраивать ли домашний прием или отказаться от этой идеи? Надеть платье из органзы или остаться в прежнем? Покинуть родительский дом или выйти замуж за мясника? Последствия каждого из этих выборов не сулили ничего хорошего. Тот, что ей предстояло сделать теперь, куда проще.

Она снова заплакала, скучая по объятиям Себастьяна. Ее будущее с ним было ясно: она должна либо уступить своим страхам и уязвимости или быть с ним.