Джоанна Борн - Черный ястреб

— А что касается шпионажа… Я попросил бы держать эту информацию в тайне, но во время войны они служили источником цепной информации во Франции. — Хоукер почти не солгал. Он просто не стал уточнять, на кого именно работала Жюстина.

— Достойно восхищения. — Ливерпул обвел взглядом гостиную, зная каждого из присутствующих, подмечая, кто с кем разговаривает. — Кто-то меня недавно спросил, не приходитесь ли вы родней Хоукхерстам из Кента. Никто ведь о вас ничего не знает. Вы довольно загадочная личность.

— Никогда не пытался намеренно что-то скрывать. Просто… не люблю распространяться о себе.

— Да, да, принимая во внимание вашу должность, это неудивительно. — Ливерпул поджал губы. — Маркем взял к себе трех или четырех сирот в годы террора, не так ли? Северен де Кабрийяк и одного из Виллардов — наследника старого графа. Были также и другие. Насколько я понимаю, вы тоже воспитанник Маркема. Еще один из французских сирот, — деликатно добавил Ливерпул.

— Я знаю Маркема с незапамятных времен. А дочери де Кабрийяка присутствуют сегодня на балу. Вон там рядом с…

— Проблема состоит в том, что после войны эмигранты просто наводнили Англию. В страну понаехали дальние французские родственники, о которых мы раньше слыхом не слыхивали. Некоторые из них оказались вполне достойными людьми. Из кого-то получились прекрасные офицеры. Полагаю, Маркем направил вас в сторону своей собственной службы.

— Можно сказать и так. — Дойл был весьма убедителен относительно работы в британской разведывательной службе. Просто он намекнул на то, что в случае отказа Хоукеру грозит смерть на виселице.

Ливерпул кивнул.

— Вы знаете, что о вашем происхождении ходят сплетни? Кое-кто даже утверждает, что если перевести имя Габсбург на английский язык, получится Хоукхерст [19] Имя Хоукер происходит от англ. Hawk — ястреб. По одной из версий, династия Габсбургов получила свое имя по названию родового тамка Habichtsburg — «Ястребиный замок». .

Хоукер понятия об этом не имел, когда придумывал себе имя.

— Простое совпадение. Коль уж речь зашла о поселившихся в Англии эмигрантах, должен заметить, что обе дочери де Кабрийяка весьма интересные особы. Очень независимые. У старшей есть собственный магазин на Эксетер-стрит.

На другом конце фойе Каммингс забрал из гардероба свое пальто. Лакей помог ему одеться, подал шляпу и трость, а потом поспешил встретить еще троих гостей и забрать у них верхнюю одежду.

Хоукер не смотрел в сторону Каммингса. Ведь он публично унизил его. Разговаривать с ним сейчас опаснее, чем кормить с рук бешеную собаку. Через неделю или через месяц Хоукеру вновь придется сотрудничать с военной разведкой.

А может, и не придется. Каммингса и его парней вернули в Англию, чтобы навести порядок среди разбушевавшихся народных масс. Газеты уже называли их «английской тайной полицией». В письмах к редакторам говорились, что вскоре военная разведка навсегда прекратит свое существование. Неудивительно, что Каммингс был так взвинчен.

Короткими уверенными движениями Каммингс расправил манжеты в рукавах пальто. С прямой спиной, изысканный и высокомерный, он выглядел именно так, как должен выглядеть влиятельный, джентльмен. Сторонний наблюдатель ни за что бы не догадался, что он проиграл схватку на глазах у Ливерпула. Римса вообще не было видно.

Каммингс двинулся в сторону Хоукера, держась так, словно намеревался обменяться с ним парой слов. Впрочем. Каммингс был старым воякой и, возможно, воспринял свое поражение философски.

Должен вас поздравить, — произнес Каммингс с таким выражением лица, словно хотел вместо этого сказать: «Я должен освежевать ваше все еще трепещущее тело».

— Благодарю вас.

— Вы подменили ножи на Боу-стрит.

— Это было бы очень умно с моей стороны.

Губы Каммингса плотно сжались. При этом он схватил свою трость так, словно она собралась развернуться и уйти.

— Мы оба знаем, что произошло.

— Правда столь гибка. Менее чем через час в обществе только и будут говорить что о заговоре бонапартистов. — Хоукер позволил себе на некоторое время превратиться во француза и пожал плечами. Каммингс приходил в бешенство, когда Хоукер начинал вести себя как француз. — И кто сможет это опровергнуть?

— Не нужно задирать меня, Хоукхерст. Вы же не хотите обрести в моем лице врага. — С этими словами Каммингс развернулся и зашагал прочь, злобно покачивая тростью и цокая каблуками по мраморному полу. По дороге он остановился, чтобы перекинуться парой слов с Каслри.

— Существует давняя традиция, — раздался голос за спиной Хоукера. — в соответствии с которой старшие агенты разведывательных служб ненавидят друг друга.

Сова накинула па плечи кружевную шаль. Уверенная и утонченная, она выглядела как и любая другая представительница высшего света. Ну, разве что была красивее многих.

— Я об этом слышал, — ответил Хоукер.

— Таким образом они проверяют компетентность друг друга. Если они не могут выглядеть победоносно среди своих коллег, то, как им сражаться с врагами? Мне кажется, этот же метод применяется при дрессировке бойцовых петухов.

— У нас состоялась встреча несколько минут назад, и теперь на этом холме петух-победитель я. Ты устала? Дойл может отвезти тебя домой.

— Ну конечно же, я устала. Необходимость расхаживать среди гостей и грубо заглядывать в их лица в поисках девушки, которую видела множество лет назад, ужасно сбивает с толку. Ведь я лишь мельком видела нападающего, да и фигурка в окуляре бинокля была слишком маленькой. Я даже не знаю, смогу ли теперь узнать ее. Она ведь наверняка изменилась. Иногда печально видеть, что жизнь делает с хорошенькими девочками.

— Ты мне нравилась хорошенькой девочкой. Но женщина, в которую превратилась эта девушка, мне нравится еще больше. Мне нравится история жизни, написанная у тебя на лице.

— Не стану утверждать, что ты мне льстишь. Просто ты говоришь то, что я хочу от тебя услышать.

— Верно. Ты хочешь услышать правду. — Хоукер мог дотронуться до Совы лишь взглядом, но уже представлял, как и куда поцелует ее чуть позже. Ему нравилось снова и снова покрывать поцелуями спрятанную в уголках ее глаз безжалостность и безупречность. Страсть и практичность, нашедшие приют в складках губ. Она не была удобной женщиной, его Сова. Не была обычной.

Жюстина взялась за повязку, спрятанную под рукавом шелкового платья.

— Следующий бал будет более грандиозным и шумным. С большим количеством приглашенных.

— Я не так хрупка, как ты думаешь.

— Я никогда не был ценителем хрупких женщин. Мне кажется, мы должны завершить начатое сегодня, пока она не прослышала о том, что мы ее разыскиваем.