Маргарет Джордж - Между ангелом и ведьмой. Генрих VIII и шесть его жен

Огонь в костре вяло потрескивал, и мы придвинулись поближе к нему. Неужели он так и не разгорится?

— Ему не хватает притока свежего воздуха, — заметил Кромвель. — Нам лучше отступить на почтительное расстояние, словно мы охраняем покой умирающего.

— Будь проклято ваше почтение! — вскричал Бреретон. — Я жутко замерз!

— Прекратите! — бросил Кромвель. — Нытье еще никогда никому не помогло, не растрогает оно и глухонемой костер.

Между тем у меня возникло страстное желание пнуть этот тлеющий ворох и выругаться.

— Кому-то придется собрать еще дров, нам нужно сделать запас на случай необходимости, — заявил я с притворным воодушевлением.

Все как один тупо уставились на вялые язычки пламени, словно их колдовская сила могла сделать людей невидимыми, освободив от любых обязанностей.

— Лорд Рочфорд, — церемонно обратился я к Джорджу Болейну. — Пойдите и принесите, сколько сможете, а когда устанете, вас сменит сэр Уэстон. Потом настанет черед сэра Бреретона. Надо сделать большой запас, ведь топлива должно хватить по крайней мере на ночь.

Было ясно, что, пока бушует буран, выбраться отсюда мы не сможем, а кто знает, когда он прекратится.

Остальные, временно избавленные от неприятного задания, вновь повернулись к тлеющему костру. Карью, упав на колени, начал раздувать его, пытаясь усилить жар. От возбуждения и напряжения он вдруг зашатался и рухнул на землю, едва не угодив головой в огонь.

— Надо живо оттащить его в сторону! — воскликнул Невилл, первый бросился к товарищу и уложил стонущего и сморщившегося от боли беднягу в глубине пещеры.

— Грудь… не вздохнуть, — прохрипел Карью, хватая себя за горло.

Его лицо приобрело землистый оттенок. Я совершенно растерялся. Мои познания в медицине ограничивались умением бинтовать язву на ноге.

Склонившийся над страдальцем Кромвель понимающе кивнул.

— У кого-нибудь есть с собой болеутоляющее? — спросил он.

У меня в седельной сумке имелось такое средство, но оно предназначалось для моего собственного лечения. Порой я мучился от острых болей… Если я принесу пузырек, не вызовет ли это ненужных подозрений? К тому же он лежал вместе с запасом чистых бинтов и склянок с мазью. Трудно будет незаметно достать его.

— О-о-ох… — Карью стонал так, словно умирает.

— Неужели ни у кого нет лекарств? — требовательно спросил Кромвель.

Один за другим мужчины отрицательно покачали головами. Никому из них не приходилось тайно менять повязки, прикрывающие гноящуюся язву.

— У меня вроде есть что-то подобное, — после минутного колебания признался я.

Пилюля из макового порошка оказала на Карью почти моментальное воздействие. Его дыхание выровнялось и успокоилось, он перестал хвататься руками за грудь. Щеки его порозовели. И вскоре он уснул, как младенец.

— Все верно, ему полегчало, как я и ожидал, — удовлетворенно кивнув, заявил Кромвель. — Уверен, что в дальнейшем он и шагу ступить не сможет без запаса лекарств.

Он глянул на склянку с пилюлями. Разве они еще понадобятся? Я захватил с собой всего десяток на случай приступов острой боли… А если мне не удастся приглушить ее, то мое недомогание станет очевидным. С нарочитой небрежностью я отобрал пузырек у Кромвеля.

— А что вдруг с ним приключилось? — спросил я.

— Сердце начало пошаливать. Отныне любое напряжение будет вызывать у него подобные припадки.

— Неужели он перенапрягся, раздувая огонь? — насмешливо поинтересовался Невилл.

— В его возрасте чрезмерные усилия опасны. К тому же после столь трудного похода…

— Что за глупости! — отрывисто бросил Невилл, ровесник Карью. — При чем тут возраст?.. Какие трудности?.. Полнейшая чепуха!

Забытый костер вдруг разгорелся в полную силу. Так разыгрывается и проказничает капризный ребенок, оставленный без надзора. Я с облегчением повернулся к огню, радуясь возможности покончить с щекотливым разговором. Где же Кромвель так поднаторел во врачевании? Во время упомянутой им «учебы» в Италии? Как мало, в сущности, я знал о его жизни… Интересно, не заметил ли он болезненного состояния моей ноги? И кстати, как же мне удастся поменять повязку, ведь в пещере негде уединиться. А может, стоит потерпеть до утра?

Вернулся Болейн, белый, словно привидение. Он притащил несколько толстых веток и заметно повеселел, обнаружив, что у костра наконец стало теплее.

— Это все, что мне удалось найти, — заявил он, махнув рукой в сторону выхода. — Там навалило столько снега, что не видно упавших деревьев. Да и темнота сгустилась.

— Садитесь ближе к огню, — сказал я, подметив его резкий оборонительный тон.

Выждав достаточно времени, чтобы мои промерзшие спутники наконец обогрелись, я спросил:

— А каковы, интересно, наши съестные припасы? Давайте-ка проверим, что у нас в седельных сумках.

Выяснилось, что в нашем распоряжении девять фляжек вина и еще две с огненным виски, дюжина караваев хлеба, пять головок сыра и некоторый запас вяленого копченого мяса.

— Что ж, вполне хватит для скудной ночной трапезы, — удовлетворенно заключил я.

Под сводами пещеры шелестели крыльями летучие мыши.

— Мы постараемся по возможности оттянуть приготовление рагу из летучих мышей, — пообещал я. — А пока давайте поделим хлеб и сыр.

На еду мы набросились, как разбойники на добычу. Но чувство голода не проходило. Частенько замечая такую странность, я не находил ей объяснения. Когда в желудке совсем пусто, еда лишь разжигает аппетит.

Поэтому нельзя было сказать, что мы насытились до отвала. Но пришло время устраиваться на ночлег. Откинувшись на стену пещерного свода, я вытянул уставшие ноги, сразу ощутив, как потек гной из болячки. Значит, язва опять воспалилась. Когда все успокоятся, попробую заменить повязку. Позднее каждому из нас понадобится покинуть укрытие, чтобы облегчиться, и тогда я достану все, что нужно, из сумки. И тут я вспомнил о виски! Вот средство, которое приглушит боль и чудодейственно поможет скоротать время. Я открыл фляжку и сделал большой глоток. Дивный жар обжег рот и побежал дальше, согревая плоть и дух. Вскоре волшебное тепло ирландского бальзама проникнет в каждую жилку, подарив измученному телу покой и наслаждение… Благодать легким облаком снизошла на меня. Я отхлебнул из фляжки еще разок и передал ее Уиллу.

— Держи, — сказал я. — Тебе-то известно, что это за зелье и какова его магия.

Конечно, я успел приобщиться к огненному напитку. С тех самых пор, как необузданный родственничек Анны граф Ормонд прислал королю три бочонка славного бальзама, Генрих регулярно прикладывался к нему. Мне не нравилось, как виски действует на короля, но должен признать, что той ночью в пещере я пил его с большим удовольствием. В темноте все равно было не видно, как меня развезло.