Филиппа Грегори - Вайдекр, или Темная страсть

— Моя дорогая, — слабо сказал он, — ты так добра ко мне.

Селия улыбнулась и каким-то новым, доверчивым жестом убрала волосы с его лба.

— О, какой ты глупый, Гарри, — проговорила она. — Ведь я твоя жена. Разумеется, я буду ухаживать за тобой, когда ты болен. Ведь я перед алтарем обещала любить тебя и в болезни, и в здравии. Я счастлива заботиться и о тебе, и о дорогой Беатрис.

Я с ужасом наблюдала, как Гарри взял руку Селии и нежно поднес ее к губам. В это время она, холодная, застенчивая Селия, наклонилась и поцеловала его в лоб. Затем она задернула полог его кровати. Неслышно ступая босыми ногами, я вернулась назад и закрыла за собой дверь. Доверчивость Селии, ее нежность к Гарри изумили и встревожили меня. Я почувствовала острый укол ревности. Невольно я обернулась и взглянула в зеркало, чтобы увериться в своей красоте. Оттуда на меня смотрело страшно бледное и больное лицо.

Какие бы мысли ни привели меня к дверям каюты Гарри, сейчас они мгновенно испарились. Если он чувствовал то же, что и я, то он не был расположен ни к ссорам, ни к страстному примирению.

Я стала быстро одеваться, но недоумение по-прежнему заставляло меня напряженно размышлять. Впервые мы оба находились вне пределов нашей земли и при этом были так беспомощны. И тут меня пронзила мысль о том, как мало общего имеем мы с Гарри. Сейчас, вне Вайдекра, свободные от моей всепожирающей страсти и слишком утомленные для любви, мы были чужими. Если б мне понадобилось войти к Гарри, не думая при этом о любви, то я бы даже не знала, о чем с ним говорить. Мне бы никогда не пришло в голову заказать для него суп, или же покормить его с ложки, как избалованного ребенка, или задернуть полог у его кровати, чтобы он быстрее уснул. Меня никогда не занимала возня ни с одним беспомощным существом, я даже не играла в детстве в куклы. И для меня не представляла никакого интереса любовь, состоящая из мягкого ухаживания и нежной ласки.

Селия, расцветшая от сознания своей значимости, и Гарри, преисполненный благодарности ей, представляли собой довольно странную пару, но я не имела никакой возможности вмешаться в их новые отношения.

Я вышла на палубу и, наблюдая за прекрасной панорамой приближающегося берега, решила не портить Селии этот звездный час ее славы. Если ей хочется носиться с Гарри во время его болезни, то это не те заботы, которым я могла бы позавидовать. И если, в свою очередь, Гарри просто светится от благодарности ей, то меня это не должно тревожить. По мере того как свежий ветер возвращал на мои щеки румянец, а моим волосам — блеск, мои надежды оживали. Впереди нас ожидает Франция и долгий приятный отдых, во время которого не будет глаз, чтобы следить за нами, ушей — чтобы слушать нас, а будет одна только наивная, глупая, рабски покорная Селия — чтобы обманывать ее.

Гарри и Селия поднялись ко мне на палубу, и я даже сразу простила им их переплетенные руки, особенно когда поняла, что мой сильный и крепкий любовник опирается на руку Селии для поддержки. Он был очень бледен и едва смог улыбнуться в ответ на мои заверения, что мы должны причалить к берегу не позже чем через час. Но я уже не тревожилась. Как только Гарри придет в норму и к нему вернется его аппетит — как к еде, так и к прочим вещам, — он обратится ко мне.

Следующую ночь мы уже провели в Шербуре, и наутро Гарри был вполне здоров. Я как будто не имела оснований жаловаться на недомогание, но от завтрака мне пришлось отказаться из-за внезапного приступа тошноты. Головокружение быстро исчезло, но стоило мне только поднять голову от подушки, как тут же возвращались слабость и непонятная сонливость. В то время как другие завтракали кофе и свежими булочками, я прогуливалась на свежем воздухе в садике нашей гостиницы, а затем наблюдала за погрузкой багажа в дорожную карету. Меня ужасно расстраивала предстоящая долгая дорога в Париж внутри этого тесного, раскачивающегося экипажа, и я едва нашла в себе силы с улыбкой принять руку Гарри, помогающего мне подняться по ступенькам.

Слабость не покидала меня, хотя уже давно исчезло из виду море и даже соленый воздух больше не напоминал о нем. Это повторялось каждое утро нашего путешествия в Париж, каждое утро в Париже, когда Гарри с улыбкой заглядывал в дверь и приглашал меня на прогулку в лес, каждое утро нашего дальнейшего путешествия на юг.

И однажды утром, не в силах даже приподнять голову с подушки, я с жалостью к себе признала факт, которого до сих пор избегала, как чумы. Я ждала ребенка.

Мы уже три дня как покинули Париж и находились в самом сердце Франции. За окном расстилалось море крыш старого провинциального городка, и я вдыхала непривычно жаркий для осени воздух, в котором носился запах печеного хлеба и неуловимый намек на присутствие специй и чеснока. И тут меня опять затошнило, но желудок был пуст и усилия напрасны.

Я почувствовала, как слезы выступили из-под сомкнутых век и покатились по щекам, оставляя холодный след. Ярко-голубые крыши, острый шпиль старинной церкви, пустынный горизонт — все сверкало, раскаленное солнцем, но это тепло не могло согреть меня. Я была беременна. И я была страшно напугана.

В тот день мы намеревались продолжить наш путь, и все, стоя внизу, уже ожидали меня. И сейчас мне следовало сойти по ступенькам, усесться в карету и провести весь день, раскачиваясь и трясясь на этих чертовых французских дорогах, слушая, как Селия читает свой проклятый путеводитель, а Гарри, как всегда, храпит. И не было никого, кому бы я могла протянуть руку и отчаянно попросить: «Помогите! Мне так плохо!»

Я уже давно все поняла. Когда у меня произошла задержка, я попыталась успокоить себя тем, что это вызвано волнением венчания и путешествием. Но в душе я понимала, что это отклонение не могло превышать недели или двух. Я просто боялась взглянуть в лицо действительности, что вообще-то было более свойственно маме или Гарри, чем моему ясному и решительному рассудку. Я гнала эту мысль от себя, но она снова и снова возвращалась ко мне. Она возвращалась каждым солнечным утром, когда я просыпалась больная и разбитая. Днем я улыбалась Гарри и болтала с Селией, и мне удавалось обманывать себя, что все это реакция на долгую и тяжелую дорогу и скоро все придет в норму. По ночам, когда я была в постели Гарри и он с привычной грубостью снова и снова брал меня, я уверяла себя, что это должно вызвать кровотечение и у меня все будет в порядке. Но каждое утро повторялось одно и то же, а потом стало еще хуже, и я уже начала бояться любящей наблюдательности Селии. Я испугалась, что моя потребность в любви, потребность обратиться хоть к кому-нибудь за помощью, чтобы мне сказали: «Не бойся. Тебе не придется быть одной», — окажется сильнее моего здравого смысла.