Барбара Картленд - Неуловимый граф

Ему казалось это настолько невероятным, что, несмотря на эти «Я В.Д.»— я вам должна, — он послал грума, не оповещая при этом леди Чевингтон, чтобы тот разведал, не вернулась ли случайно Калиста домой.

В ту ночь, уже улегшись в постель, граф понял, что не сможет заснуть.

Как могло случиться, что он снова вернулся к тому, с чего начал, разыскивая иголку в стоге сена, то есть молодую девушку и ее лошадь в Лондоне, Ведь было истинным чудом — найти ее целой и невредимой, успеть так вовремя, прежде чем она не стала жертвой опасных последствий своего безумного поступка.

Может ли он быть уверен, что ему так же повезет и во второй раз?

И почему, спрашивал он себя, ей настолько противна мысль о том, чтобы выйти за него замуж, что она готова терпеть любые тяготы и лишения, подвергнуться каким угодно опасностям, лишь бы избежать самого ужасного — необходимости стать его женой?

Даже теперь она не желает смириться с неизбежностью связать с ним свою жизнь — эта безжалостная мысль пронзила его насквозь, не оставляя места надежде.

Без сомнения, должна быть какая-то другая причина, говорил себе граф, чтобы решиться снова бежать вот так, куда глаза глядят, да еще послав предварительно грума в Лондон в ночь накануне побега.

Ему просто не верилось, что когда они так тепло, так сердечно и весело говорили, когда она пожелала ему спокойной ночи и сказала, что была счастлива, — она уже знала, что на рассвете уедет от него.

Граф был просто в бешенстве. Он злился на Калисту за ее легкомыслие, за то, что она поставила его в такое глупое положение и доставляет ему столько хлопот и неприятностей.

— Проклятая девчонка! — воскликнул он вслух. — Если ей нравится такая жизнь, что ж — пусть делает что хочет, я просто выкину ее из головы!

Но внутренний голос подсказал ему, что это уже невозможно.

Граф вошел в библиотеку и без сил бросился в кресло. Его высокие сапоги для верховой езды были покрыты толстым слоем пыли, вид у него был разгоряченный и усталый.

Он выехал еще ранним утром и проделал не одну милю, объезжая окрестности Лондона.

По пути ему попалось не меньше сотни черных лошадей с белыми звездами на лбу или без них, но нигде поблизости не было заметно девушки, хоть немного похожей на Калисту.

— Не желаете ли освежиться, милорд? Что-нибудь прохладительное? — Дворецкий уже стоял около него, ожидая приказаний.

— Принеси мне брэнди!

Когда слуга принес то, что он просил, граф начал потихоньку потягивать янтарную жидкость, невидящим взглядом уставившись куда-то в пространство. Вот и еще один день прошел, и ни он, ни нанятые им с помощью бывшего сыщика люди так и не обнаружили никаких следов местопребывания Калисты.

Как могла она столь бесследно исчезнуть? — спрашивал себя граф. Вопрос этот снова и снова вспыхивал в его мозгу, возникал постоянно, днем и ночью, не давая заснуть.

Лежа без сна и без конца размышляя о случившемся, граф наконец признался самому себе, что чувства его к Калисте были совершенно не похожи на то, что он когда-либо испытывал к женщинам.

И все же должно было пройти несколько дней', прежде чем он понял, что то, чем полна его душа, — это не гнев, не возмущение и не разочарование оттого, что все его планы рухнули, — нет, чувство это можно было назвать только одним словом — это была любовь!

Сейчас, как и ночью, он размышлял, в каком странном, неожиданном обличье эта любовь явилась к нему!.

Прежде, влюбляясь в женщину, он был всегда одурманен жаждой наслаждения, безумным желанием обладать ею, не замечая ничего, кроме ее внешней прелести и привлекательности. С Калистой все было совсем по-другому. Он полюбил ее, — как он теперь понимал, хотя тогда ему еще и в голову это не приходило, — в ту ночь, когда они разговаривали на берегу озера, и она сказала: «Представьте себе, как это было бы прекрасно — прийти сюда с человеком, которого любишь!»

Голос ее был таким нежным и мелодичным. И потом она добавила: «И знать, что тысячи и тысяч звезд, сверкающих в небе, — это чудесные светлячки, которые исполнят все ваши желания, а желать вы будете только одного — дать как можно больше счастья любимому человеку!»

«Я должен был еще тогда догадаться, — с отчаянием говорил себе граф, — что это именно та девушка, которую я искал всю жизнь!»

Девушка, которая всегда будет думать не о себе, а о нем, для которой его счастье будет дороже ее собственного. Каким же он был глупцом, говоря Калисте, что брак их будет деловым соглашением!

Как мог он так глупо и напыщенно рассуждать о том, что «у них есть много общего», что «их обоих интересуют лошади» или о том, что их брак «будет основан на взаимном доверии»?

— Видно, какое-то затмение нашло на меня, я просто сошел с ума! — вслух воскликнул граф.

Он понимал теперь, что Калисте необходимо было услышать совсем другие слова; он должен был сказать ей, что она нужна, необходима ему, как никогда не была ему нужна ни одна другая женщина, что она для него — все на свете, и он просто не может без нее жить!

Раньше ему никогда не приходилось говорить таких слов, потому что он не ощущал еще ничего подобного и не хотел лгать. Но теперь граф готов был сказать эти слова юной девушке с чудесным греческим именем Калиста, которая бежала от него, не желая стать его женой.

Дверь открылась, на пороге появился дворецкий.

— Харвелл хотел бы поговорить с вами, милорд, если вы можете уделить ему минутку.

— Что ему надо? — нетерпеливо спросил граф. Он был слишком погружен в свои мысли, и неожиданное вторжение раздосадовало его.

— Харвелл, насколько я понимаю, милорд, пришел сказать вам о необычной лошади, которую оставили в вашей конюшне.

Граф выпрямился в кресле.

— Необычная лошадь? — повторил он — Да, милорд.

— Немедленно пришли ко мне Харвелла! Граф поднялся, ожидая, пока дворецкий введет в библиотеку Харвелла — его старшего конюха, мужчину средних лет, досконально изучившего все повадки лошадей.

Дворецкий прикрыл за ним дверь.

— В чем дело, Харвелл? — спросил граф.

— Я подумал, что надо доложить вашей светлости о том, что произошло, — около часу назад в конюшню привели чужую лошадь.

— Кто привел ее?

— Мальчишка-оборванец, милорд, — тот самый, который вечно вертится тут, на площади, в надежде заработать пару монет.

— Ты спросил у него, откуда он взял лошадь?

— Конечно, милорд. Он сказал, что молодая леди дала ему два пенса и попросила отвести ее лошадь в конюшни. Я еще спросил, знает ли он, кто она, и он ответил, что как-то раз уже носил для нее сюда записку.

Граф вспомнил о письме, которое Калиста прислала ему, назначая встречу у моста через Серпентин.

— Что-нибудь еще? — спросил он.