Анастасия Туманова - Огонь любви, огонь разлуки

– Ну, хочешь, я сама переговорю с этим твоим… с Сергеем? – схватилась Анна за последнюю соломинку. – Он же все-таки взрослый мужчина и должен понять, что…

– Не нужно. Тебе и не позволят, – уверенно возразила Катерина. Анна резко обернулась в поисках Анциферова, но его не было.

– Не извольте беспокоиться, Анна Николаевна, – сказал сидящий за своим столом Козинцев. – Максим Модестович как раз сейчас беседует с Валетом. Я уверен, у него все получится лучше, чем у вас.

Впервые по замкнутому лицу Катерины пробежала тень тревоги. Закусив губу, она посмотрела на сестру и тут же отвернулась к окну.

– Катя… – прошептала Анна. – Что с тобой стало? Почему, скажи мне, почему?..

– Так уж вышло, Аня, – равнодушно ответила Катерина, глядя в окно. И больше не сказала ничего.

Когда Валет, щурясь от света из зарешеченного окна, вошел в кабинет в сопровождении конвоира, он увидел сидящего за столом массивного человека со спокойным холодным лицом, которое портил шрам над бровью. На незнакомце был мундир статского советника. Скроив на всякий случай безразличную нагловатую усмешку, вор обеспокоенно подумал, что, кажется, дела плохи совсем, если их с Катей работой интересуется такой козырь.

– А Аполлинарьич где? – тем не менее нахально спросил он, разваливаясь на стуле перед человеком в мундире. – Не заболевши, случаем?

– Здоров и тебе того же желает, – чуть насмешливо отозвался тот. – Но, видишь ли, ты мне нужен…

– Это зачем же?

Человек со шрамом не ответил. Помолчав немного и поизучав физиономию Валета из-под тяжеловатых век, он спросил:

– Кого из московских фартовых знаешь?

– И господь с вами, никого вовсе не знаю… – голосом казанской сироты привычно затянул Валет. – Дальше Ростова не хрял с Одессы, от спросите кого хочете…

– Болдогу знаешь? Сивого? Арапку? – словно не слыша его, продолжил человек со шрамом.

– От ей-богу, первый раз слышу…

– И с Арапкой ты сам был, когда его в Черкасске с кассой брали?

– Та не, то не я был, спутали…

– И про Туза с Москвы, для которого ту кассу несли, ты не слышал?

Смуглое лицо Валета с затянувшейся ссадиной во всю скулу, приобретенной во время ареста, на миг застыло. И тут же снова расцвело наглейшей улыбкой:

– Ну, воля ваша, от ничего не пойму, что вы такое толкуете…

– Ну, не поймешь, и не надо. А теперь послушай… – Анциферов перегнулся через стол, поманил к себе Валета, тот послушно придвинулся, и Максим Модестович негромко сказал ему несколько слов. Смуглая физиономия Валета стала серой, в светлых глазах забился неприкрытый страх. Он отпрянул назад.

– Лепишь, дядя… Откуда знать можешь?!

Анциферов молчал.

– Чем докажешь? – нервно спросил Валет.

– Ты был с Арапкой, когда его брали с воровской кассой, – не отрывая взгляда от своих ногтей, бесстрастно повторил Анциферов. – Дружка повязали, а ты в окно выхлестнулся, успел. Он тебе… – снова несколько тихих слов через стол, от которых Валет изменился в лице.

– Где сейчас Арапка-то? – хрипло спросил он.

– Умер на каторге два месяца назад.

– А Сивый?

– На Хитровом, в «Пересыльном», случая ждет.

– Кассу-то он… Тузу сбросил? Успел? Я ж не знаю…

– Успел.

Вор отвернулся, уставился в стену. Сквозь зубы процедил:

– От меня чего хочете?

– На этот раз, Валет, ты крепко вляпался.

– Да уж знаю, – настороженно отозвался тот.

– В каторгу пойдешь.

– И первый раз, что ли?..

– Маруху твою тянуть за тобой нельзя.

Валет, явно не ожидавший такого поворота разговора, растерянно наморщил лоб.

– Это… Катьку, что ль? Та, понятное дело, нельзя, я ж и кажу Аполлинарьичу, что ее на волю пущать надо, она пигалица, ни к чему не привязанная… А вы… из-за нее стараетесь?

– Она, как ты знаешь, тянет все на себя, – словно не услышав последнего вопроса, продолжал Анциферов.

– Да дура она, дура-девка, и всех делов! – взорвался Валет. – Вы меня слухайте, я ж как на духу… Моя работа была, спросите кого хочете по Одессе, я сроду с бабами не работал!

– Ну, на этот раз сработал, – без улыбки заметил Анциферов. – Валет, делай, что хочешь, но девочку твою надо вытащить.

– А я что могу, на шконках сидючи?! – вызверился Валет. – У этой козявки упрямства на сто ишаков хватит! Уперлась, зараза!

– У тебя будет с ней свидание.

Валет осекся на полуслове. Недоверчиво посмотрел на Анциферова:

– Лепите? Кто даст-то?

– У тебя будет с ней свидание, – невозмутимо повторил тот. – И ты скажешь ей, что… – Тут Анциферов почти вплотную приблизился к вору и несколько минут говорил шепотом. Валет внимательно слушал. Затем медленно кивнул.

– Что ж… Цекаво придумано. Только ведь не поверит она… Хоть малявка, а не дура.

– Должен так сказать, чтоб поверила. Учить мне тебя? Знаешь сам ведь, как с девками надо.

– Да, но как с ней, с Катькой, до сих пор не понял, – неожиданно произнес Валет. – Но вы правильно сказали, это проканать может. Ну… ведите, что ль.

– Сейчас пойдешь. – Анциферов вышел из-за стола. – Только смотри, без выкрутасов, там будет ее старшая сестра, не напугай.

– Сестра… – проворчал Валет. – Слышал, как же. Из-за нее-то вся эта бодяга и замесилась. Как она Катьку до таких делов допустила?

– Ну, это уж не твое собачье… Кстати, Валет… Жандарма-то Катерина уложила?

Валет, уже вставший, прямо посмотрел в глаза Анциферова и отчеканил:

– Я. От хоть крест на том поцелую.

– Эк она тебя зацепила-то, – заметил на это Максим Модестович и, открыв дверь, крикнул в коридор: – Жуляченко, забирай! В четырнадцатый, к Козинцеву его!

Катерина уже полчаса сидела неподвижно на жестком стуле в кабинете следователя, глядя в серую стену. Анна оставила попытки поговорить с сестрой и сидела так же без движения, с закрытыми глазами. Только по тому, как судорожно ее пальцы сжимали край мантильи, можно было догадаться, что она изо всех сил старается не плакать. Следователь за столом, шурша бумагами, изображал занятость, но его бесцветные осторожные глаза то и дело останавливались то на одной, то на другой сестре Грешневой.

Дверь открылась, вошел Максим Модестович. Анна поднялась ему навстречу, он успокоил ее коротким жестом и крикнул в открытую дверь:

– Жуляченко, запускай, и – свободен пока!

В кабинет вошел Валет, и младшая Грешнева вскочила, как подброшенная пружиной. Никто не успел ничего ни заметить, ни понять – а оба подследственных уже стояли, намертво обнявшись. Катерина выла низким грудным звуком, захлестнув руки на шее Валета, а тот судорожно комкал спутанные волосы девушки, крепко прижимая ее к себе. На лбу вора билась сизая вздувшаяся жила.

– Боже мой… – пробормотала Анна, отворачиваясь. – Боже мой…

Козинцев смущенно крякнул, привстал было, но Максим Модестович чуть заметно отрицательно качнул головой. В это время Валет с огромным трудом отодрал от себя Катерину и, в упор глядя на Анциферова, хрипло сказал: